9. Дали — суперзвезда

Гала и Дали не расстаются окончательно, но теперь они и в самом деле уже не вместе. Художник по-прежнему обожает жену, поддерживает ее культ, но для него она скорее образ, которым он дорожит, та юная, пылкая русская, с которой ему когда-то выпало счастье встретиться. Гала для Дали уже почти мифический персонаж, она — видение, снизошедшее из снов в реальность, и художник без устали рисует ее в надежде воскресить на полотне тот прекрасный силуэт, который увидел у себя под окном чудесным летним утром 1929 года. Как согласиться и принять решение, что ты принадлежишь только прошлому, что время любви миновало? У Галы хватает честности, и она не оставляет себе ни малейшей надежды на возвращение. Большую часть времени она проводит в Пуболе, живет, не пряча от себя изнанку своей большой любви, оставшейся в прошлом. Муж познакомит ее с молодым человеком, который заменит в ее сердце Дали.

Сам Дали заворожен звездами рока до такой степени, что утверждает: ««Биттлз» и битники способны мутировать и превратиться в ангелов, как случалось в Средние века». Ходили слухи, что «Биттлз» были готовы заплатить Дали пять тысяч долларов за волосок из его уса. Интерес художника к англосаксонской музыке, моду на которую создали «четыре мальчика-звезды» и ансамбль «Роллинг Стоунз», отразился и в произведениях художника, свидетельством тому картина, висевшая на выставке в галерее Кнёдлер в Нью-Йорке с 7 апреля по 13 мая. Называлась картина «Голограмма мозга Элиса Купера». Дали давно уже занимала возможность создать трехмерную картину, и это был его первый опыт в этой области. С начала 70-х годов Сальвадор Дали анализирует полотна Герарда Доу, голландского художника и гравера XVII века, ученика Рембрандта, современника Вермеера, который занимался стереоскопическими экспериментами и писал одну и ту же картину несколько раз подряд. В Лувре Дали имел возможность изучить шесть его картин на одну и ту же тему — мальчик гонится за мышкой. Идея увлекла Дали — в мастерской Порт-Льигата он ставит зеркала под углом 60 градусов, помещает между ними Галу и создает две картины-близнеца, два портрета Галы. Позже, используя линзы Френеля, художник с большей простотой решает вопрос объемных отражений и создает множество стереоскопических картин на основе фотографий, сделанных специальным фотоаппаратом Марка Лакруа. Среди этих картин — «Гала, смотрящая на Средиземное море, которое в двадцати метрах преображается в портрет Авраама Линкольна (В память о Ротко)». Продолжая эксперименты, Дали использует в дальнейшем голограммы, которые явились результатом научных изысканий американского физика Денниса Габора, получившего в 1971 году за них Нобелевскую премию. Плоды своих живописных экспериментов Дали выставил в Нью-Йорке в 1974 году. В цилиндрической голограмме, названной «Пастух и сирена», художник использовал все возможности новой техники — с какой бы точки ни смотрели на картину, все объекты на ней объемны и обладают глубиной. В предисловии к каталогу этой выставки Дали напоминает, что «проблема трехмерного пространства занимала всех живописцев, начиная с Веласкеса. Аналитический кубизм Пикассо в современную эпоху пытался завладеть трехмерностью Веласкеса. Теперь благодаря гениальному Габору, в живописи может наступить новое Возрождение, использование техники голографии распахнуло передо мной двери новых творческих возможностей». Джон Леннон, побывавший на вернисаже, был потрясен «Голограммой мозга Элиса Купера» и через посредство Питера Брауна немедленно заказал художнику картину в той же технике, загоревшись желанием подарить ее Ринго Старру.

Питер Браун, побывав в Порт-Льигате, с тем чтобы заключить договор на картину, рассказал Гале и Дали о музыкальном спектакле, который тогда пользовался большим успехом в Париже. Речь шла о рок-опере Эндрю Ллойда Уэбера и Тима Райса «Иисус Христос — суперзвезда». Художнику и его жене настолько понравился спектакль, что несколько месяцев спустя они отправились смотреть его еще раз в мюзик-холл на Бродвее. Главную роль в американской постановке играл Джеф Фенхольдт. Его внешний облик — утонченность, хрупкость, светлые волосы по пояс — как нельзя лучше соответствовал представлению о Христе, хотя как актер он не представлял из себя ровным счетом ничего. Играя по восемь спектаклей в неделю, Джеф мало ел, много пил и похудел до пятидесяти пяти килограммов. Роль, быть может, от этого выиграла, но здоровье подверглось серьезной опасности. После одного из спектаклей, когда публика кончила аплодировать актерам и занавес упал, Джеф потерял сознание. Врачи установили, что актер мог умереть во время спектакля, так как у него открылось язвенное кровотечение. Гала и Дали, узнав, что молодой актер попал в больницу, на следующий же день отправились его навестить. Потом Гала будет ходить в больницу одна. Она сидит возле него долгие часы, держит за руку, шепчет нежные слова ободрения и любви. По возрасту она годится Джефу в бабушки. Джеф, известный сердцеед, молодой человек себе на уме, принимает заботы Галы. Он рассказывает ей свою жизнь, признается, что не создан для игры в театре, что всегда мечтал стать рок-звездой. Сообщает, что пытался даже создать рок-группу у себя на Среднем Западе, но успеха она не имела. Как только Джефа выписали из больницы, Гала пригласила его для восстановления здоровья в Пуболь под свое высокое покровительство. Актер принял приглашение.

Задолго до встречи с Джефом Гала ищет и не находит человека, который пробудил бы в ее сердце любовь. Многочисленные связи последних лет удовлетворяют ее чувственность, но не затрагивают чувств. Десять лет тому назад она была влюблена в некоего Уильяма Ротлейна. Вместе с молодым человеком, который был моложе нее всего-то на два десятка лет, она позволила себе путешествие в Италию, где на могиле Ромео и Джульетты любовники поклялись друг другу в вечной любви и верности. Гала поверила в новую любовь и, скорее всего, осталась бы с Уильямом, не будь он излишне вялым и послушным. Мужчины, которые были рядом с ней, обладали недюжинными характерами, и всегда предсказуемый мальчик ей скоро наскучил.

Джеф Фенхольдт очень быстро почувствовал себя в Пуболе как дома и проводил там долгие месяцы. Гала относилась к нему с величайшим вниманием, задаривала подарками, переоборудовала одну из комнат замка в студию звукозаписи и купила великолепный рояль. Для того чтобы Джеф мог спокойно писать свою музыку, было сделано все. Уж кто-кто, а Гала умела позаботиться о наилучших условиях для творчества.

Дали считал привязанность к Джефу очередным кратковременным увлечением и не сомневался, что Гала после недолгой любовной передышки очень скоро опять вернется к нему. Красавчик Джеф Фенхольдт, по его мнению, был не чем иным, как очередным жиголо, каких было великое множество на счету у его супруги. Он не подозревал, что эта связь перевернет жизнь Галы и омрачит его собственную. Когда Гала появилась рука об руку с Джефом на «Чае для бедных», который каждый год устраивал Дали, он всячески обласкал молодого человека. Юноша, превознесенный до небес женщиной, которая всю свою жизнь пестовала таланты и растила гениев, возомнил себя лучшим музыкантом своего времени. Не прошла для него даром и роль Иисуса Христа: по временам он мнил себя мессией. «Я — уста Господа с талантом великих мастеров», — заявил он в интервью, данном 7 апреля 1975 года журналу «Уименс уэа дейли». Как в Испании, так и в Америке Сальвадор Дали вынужден терпеть постоянное присутствие любовника своей жены. Гала отныне не сопровождает мужа на обеды и приемы, она хочет одного — проводить как можно больше времени с Джефом, видеть его как можно чаще, не расставаться с ним. Энди Уорхолл, с которым Дали подружился благодаря Ультра Фиолет, был свидетелем следующей сцены: «Гала всегда приходила на обед последней. Она появлялась под руку с подростком с длинными светлыми волосами, который исполнял главную роль в мюзикле «Иисус Христос — суперзвезда». Держалась Гала всегда очень прямо, может быть, потому, что была небольшого роста. Как только она входила в столовую, Дали тут же поднимался со своего места, хлопал в ладоши и объявлял: «Гала! И Жезукристу Суперстар!» Все вокруг начинали аплодировать. Похоже было на цирк или на прием короля». Грустный клоун, бесправный король, с тех пор, как жена оставила его, Дали делает все, чтобы не показать отчаяния.

До последнего мига муза муз будет пренебрегать возрастом и условностями. Молодость давно прошла, но Гала по-прежнему хочет любить. И не отказывает себе в этом желании — хочет и любит. Гала не желает стареть, не желает расстаться со своей легендарной славой соблазнительницы, и Джеф свидетельствует, что ей это удается. Гала всячески ухаживает за собой, поддерживает телесную красоту, которая питала столько вожделений. Друзья по-прежнему не могут не восхищаться изяществом ее силуэта. У Галы легкая девичья походка и упругая кожа. К сожалению, частые подтяжки придали ее лицу недвижимость маски. Но Гала помогает себе не только пластическими операциями, она часто ложится в клинику «Ла Прери» известного врача Поля Ньеанса, расположенную в Кларенсе, неподалеку от Верне. Там она проходит курсы клеточной терапии. Ей вводят молодые клетки, что не только способствует сохранению молодости, но и поддерживает сексуальные желания.

После встречи с Дали Гала всеми силами способствовала его карьере, помогала создать репутацию непредсказуемого экстравагантного художника, которого в конце концов признал весь мир, чего с такой страстью и добивался Божественный. Мировая слава была результатом многолетнего совместного и неустанного труда супружеской пары, результатом их общих амбиций, тактики, ума и беспринципности. Ощущение неловкости в великосветской гостиной герцога де Ноайя, неудачи с лекциями в скафандре остались в далеком прошлом, их появление в окружении гигантских призраков на балу Бейстейги, прибытие в Сорбонну на «роллс-ройсе», наполненном цветной капустой, было триумфом.

Но чем больше Гала стареет, тем яростней цепляется за свою славу соблазнительницы, боясь с ней расстаться. Дали перестал быть предметом ее забот, он исчез из поля ее зрения так же внезапно, как когда-то появился. Но нет сомнения, что в ее сердце остались еще нежность и восхищение к спутнику, с которым прожиты и темные, и светлые дни.

Молодежь увлечена Дали, новое поколение критиков искусства признало его живописное творчество, высоко оценило картины, и на художника сыплется дождь наград. Дали отныне — тот гениальный безумец, который воплощает собой современное искусство. Репутация наконец приносит те плоды, о которых мечтали муж с женой в годы безвестности, безденежья и компромиссов. Полагая, что публика и в дальнейшем ждет от него экстравагантных выходок, Дали сознательно превращает себя в гротеск. Он носит жилеты, расшитые золотом, картинно выбрасывает при ходьбе причудливые трости, усы его поражают длиной, волосы болтаются. Дали с блеском играет Дали. Играет роль обольстительного персонажа, блестящего и эксцентричного, воплощая представление простых смертных о гении и творце.

Дали скуп на автографы, но подчиняется и этой необходимости. В целом он терпеливо несет нелегкое бремя мировой славы. «Я знал очень многих популярных артистов, Брижит Бардо, например, и других, у кого повсеместная известность пробуждала подспудное желание самоубийства. Но это не мой случай. Как в отношении денег — распахни передо мной дверь и двинь на меня гору золота, я приму ее без колебаний, — так и в отношении славы — я благосклонно принимаю свою известность». Слава Дали всемирна, но похоже, что свои творческие возможности он исчерпал еще в тот период, который начался «Угрюмыми играми» и его участием в движении сюрреализма и завершился Второй мировой войной. Надеясь обрести новое дыхание в апологии классицизма и святости, он на деле так и не обрел его или обретал случайно и изредка. Но он навсегда остался художником-оппозиционером, и теперь тоже в противостоянии — он противостоит абстрактной живописи, которую презрительно именует «искусством отбросов». С чисто живописной точки зрения его помпезные картины принадлежат прошлому, и Дали прекрасно отдает себе в этом отчет. Но если ему нужен новый источник вдохновения, то почему не искать его в пышности и признательности прошлому?

К началу 70-х годов состояние Дали и Галы достигает десяти миллионов долларов и продолжает неуклонно расти, несмотря на рискованные операции и расточительный образ жизни. По хвастливому замечанию художника, все, к чему он прикасается, превращается в золото. Каждый год супружеская пара получает несколько сотен предложений на сумму примерно полмиллиона долларов и кладет в карман эти полмиллиона. В частности, Дали делает рисунки для особо роскошных изданий («Божественная комедия», «Алиса в стране чудес», Библия), получая за каждый заказ от пятнадцати до тридцати пяти тысяч долларов. Иногда Дали позволяет воспользоваться своим изображением для рекламных роликов, в частности, он дает такое разрешение авиакомпании «Брениф Эрвейс», а потом рекламирует по телевидению шоколад — многие еще помнят его с вытаращенными глазами: «Я без ума, без ума, без ума от шоколада Ланвен!!!» Киноминута стоит у Дали десять тысяч долларов. И хотя он считает, что телевидение делает из людей кретинов, поучаствовать в процессе окретинивания не отказывается. Дали ухитряется получать деньги даже за свое присутствие на каких-либо общественных мероприятиях. «Я воспользовался опытом Эйнштейна, он как-то спросил у приглашающего его на вечер: а сколько вы намерены мне заплатить за присутствие? По моему мнению, Эйнштейн мыслит очень логично».

Одновременно необыкновенно возрастают в цене полотна Дали на мировом художественном рынке. В начале этого десятилетия Поль Рикар продает за двести восемьдесят тысяч долларов полотно маслом «Ловля тунца» (1966—1967), изображающее кровавое жертвоприношение. Кроме того, в ноябре 1970 года открывается ретроспективная выставка Дали, которая объезжает всю Америку и Европу. Организовал ее роттердамский Музей Боумана ван Бенингена, и эта выставка поставит рекорд по посещению публики во всех городах, где будет работать, красноречиво свидетельствуя не просто об интересе к творчеству художника, но о том, что этот интерес постоянно растет. Именно в это время Элеонор и Рейнольдс Морс открывают Музей Дали в крыле своего офиса в Кливленде. Они выставят там коллекцию, собранную за многие годы, — девяносто семь работ маслом и сотни акварелей, эстампов и рисунков.

Гала и Дали одержимы идеей собственного музея. Власти Фигераса оказывают Сальвадору Дали как главной местной достопримечательности всевозможные знаки почтения. После того как Рамона Гуардиолу Робира избирают мэром родного города художника, тот сразу же спешит познакомиться с Дали и наладить с ним контакт. Через их общего знакомого, фотографа Мелитона Казальса Казаса, Гуардиола сообщает художнику, что намеревается открыть зал, посвященный его творчеству, в Музее Ампурдана. Гала и Дали отвечают на предложение отрицательно, отметают его одним мановением руки: их не устраивает один зал, отдельный музей или ничего! Галу всегда отличала повышенная требовательность, Дали всегда мнил о себе очень высоко: «Уже с самого раннего детства у меня появилось ощущение, что я нисколько не похож на простых смертных». Гуардиола согласен. Он прекрасно понимает, каким подспорьем маленькому городку, где редко появляются туристы, станет такой музей. Он готов на все, лишь бы проект музея осуществился.

Из сентиментальных соображений Сальвадор Дали хочет, чтобы музей, носящий его имя, был устроен в здании городского театра — когда ему было четырнадцать, две его работы из самых ранних повесили в театральном фойе. В те времена он искал себя и подражал импрессионистам. Мама гордилась им, а жить ей оставалось всего три года. Не менее значимым был и второй аргумент — 13 мая 1904 года он был крещен под колокольный звон в той самой церкви, что стоит как раз напротив театрального здания. Теперь театр, точно так же, как больница и еще несколько домов на площади Аюнтамьенто, полусгоревшие в пожаре, устроенном марокканскими войсками во время гражданской войны, представлял собой печальное зрелище. Руки до него не доходили, его не ремонтировали, не восстанавливали, там жили крысы, а раз в неделю раскидывался рынок, где рыбаки торговали рыбой. До того как Дали остановил на этой руине свой выбор, городские власти не раз задумывались над ее судьбой. Может быть, устроить стоянку для автомобилей? Задумывались, но не решались. Здание было построено в 1849 году каталонцем Хосе Рока Бросо в неоклассическом стиле по образцу барселонского Лицея и расписано художником Феликсом Каже, который расписывал здание Оперы в Париже. Увенчанное огромным стеклянным куполом на металлической основе, бывшее здание театра, безусловно, могло сделаться музеем Сальвадора Дали.

Гуардиола надумал устроить корриду, сбор от которой должен был стать первым взносом в будущее финансирование музея. Узнав о корриде, Дали решил сам заняться программой праздника. Как и следовало ожидать, замысел художника был вполне далийским — зрелищный, маниакально величавый и дорогостоящий. Дали хотел появиться вместе с Галой в окружении «великанов и большеголовых», которых сделал для них Ланвен несколько лет тому назад для бала, который давал Бейстейги у себя во дворце в Венеции. Еще Дали захотел, чтобы мертвых быков с арены поднимали в воздух и уносили вертолеты, знаменуя присущую испанцам вертикальность. Кроме того, в песок арены должны были быть воткнуты двурогие вилы, числом не меньше дюжины, как символическое напоминание об усах Дали.

Хотя праздник прошел не совсем так, как вообразил его себе художник, публика осталась необыкновенно довольна, очарована и восхищена. Началось все с появления на середине арены черного «кадиллака» с сидящей в нем звездной парой Гала—Дали. Как только Гала и Дали уселись в ложе, началась коррида. Братья Молеро, самые прославленные тореадоры того времени, покончили с шестью вальядолидскими быками. В восторге от красоты их работы, отточенности и изящества движений, возбужденная Гала бросила торреро свой золотой браслет. Затем вынесли гипсового быка, сделанного Ники де Сен-Фалем и Жаном Тингели, из быка вылетела голубка, которая тут же рассыпалась звездами фейерверка, за первым залпом последовал второй, написавший в небесах имена «Гала» и «Дали», потом третий, оставив надпись «Вива Фигерас!».

После фейерверка толпа разошлась, а приглашенные собрались возле дома, который когда-то принадлежал нотариусу Сальвадору Дали. Художник открыл мемориальную доску, после чего ему вручили «Серебряный лавровый лист», высшую муниципальную награду. Среди всеобщего ликования художник проскандировал: «Обещаю всем вам быть по-прежнему вашим послом во всем мире!» Привилегированное общество разошлось после обильного ужина и обильной выпивки в третьем часу утра.

Сумма, появившаяся в кассе, оказалась совсем невелика по сравнению с той, которая была необходима для строительства, — восстановление оценили примерно в одиннадцать миллионов песет. Только такая внушительная сумма могла удовлетворить горделивые пожелания Дали, который хотел видеть свой музей как «гигантский и великолепный ready-made Дали, овеянный тайной его гениальности».

Прошли годы, прежде чем проект музея осуществится, продвигать и тормозить его будут то городские власти, то Гала. Гуардиола очень быстро понял, что без помощи Галы ему ничего не добиться. С этих пор он стал приглашать ее на каждое собрание, надеясь превратить в союзницу. Когда дело дошло до деликатного вопроса дарения музею полотен мастера, Гала тут же взорвалась: «Пусть другие покупают картины и дарят их музею! В наши дни это делается так!» Гала хочет, чтобы ее услышали и хорошо поняли, она даже идет на угрозы: если муниципалитет не будет покупать картины, она наймет банду анархистов и те сравняют здание с землей. Дали гордится позицией жены, он убежден, что, если музей когда-либо будет существовать, этим он будет обязан умению Галы обращаться с властями и никогда не сдаваться. Кроме жены ему еще очень поможет генерал Франко, выделив в 1970 году необходимые средства для того, чтобы начать реставрацию бывшего театрального здания.

Сформировав почетный комитет (в него вошли представители Версальского дворца, нью-йоркского Метрополитен-музея, а также Рейнольдс Морс), Дали 1 апреля 1970 года устроил пресс-конференцию в Музее Густава Моро в Париже. Корреспондентов газет всего мира ожидало очередное действо в духе Дали. Верный себе, оригинал-каталонец, наряженный в зеленый костюм и парчовый жилет, спустился по позолоченной винтовой лестнице и трижды ударил тростью, которая, по слухам, принадлежала Саре Бернар. Тут же появилась нимфетка, одетая весьма прозрачно, с подносом в руках, на котором стояла шоколадная голова Дали. Художник сообщил, что он подарил Гале ко дню рождения роскошный замок и что отныне большую часть усилий посвятит созданию музея. При этом он обошел вопрос, каким будет его собственный дар будущему музею. Позже он разъяснит, что он и Гала совместно владеют некоторым количеством произведений, которые завещаны Гале, и если они будут дарить их, то постепенно и по обстоятельствам.

На протяжении четырех лет Дали будет проводить большую часть времени в Фигерасе, наблюдая за восстановительными работами вместе с архитектором Эмилио Пересом Пинеро. Пинеро, к сожалению, не доведется увидеть свою работу завершенной, смерть настигнет его раньше, а 23 сентября 1974 года будет торжественно открыт Театр-Музей Гала—Дали, самый монументальный и самый сюрреалистический памятник, который когда-либо задумывал и воплощал художник. «Человек, лишенный воображения, войдя в этот музей, не поймет ровным счетом ничего, потому что все там увиденное можно интерпретировать на множество самых разных ладов. Этот музей представляет собой замкнутое в себе творение искусства, наподобие текста Рэймона Русселя, несет обилие информации, но ей невозможно дать исчерпывающее объяснение. Иными словами, каждый может извлечь из увиденного то, что сущностно связано с его собственной психологией и миропредставлением».

Здание музея с его дворами, лестницами и стеклянной крышей вполне соответствовало мании величия Дали. Внутри художник постарался собрать все, что только возможно. Там представлены фотографии, картины, эстампы, витражи, театральные декорации, книги, картины-обманки, в восьмидесяти специально сделанных нишах размещены скульптуры и сюрреалистические объекты, в том числе — вход в парижское метро в стиле ар-нуво, созданный Гимаром, статуя Христа в окружении зеркал, навеянная творениями Антонио Гауди, «Дождевое такси» в натуральную величину, разложены товары, сделанные Дали для магазинов, показана роспись купола с мифологией Ампурдана, памятник каталонскому философу Франческо Пухолсу и еще один памятник весьма банальному художнику Месонье, а с потолка смотрит монументальная фреска, написанная яркими красками, — Гала и Дали осыпают посетителей золотом. Один зал целиком отведен трехмерному портрету Мэй Уэст: две пуантилистические картины на стене, занавесы, камин и канапе составляют единый ансамбль и каждый предмет имеет особое назначение. Когда на этот интерьер смотрят, усевшись на верблюда, сквозь выпуклые линзы, внезапно появляется лицо знаменитой голливудской актрисы, роскошной и неистовой.

Музей был открыт 23 сентября 1974 года. Мэр произнес торжественную речь, а Дали был награжден золотой медалью города Фигераса. И заслуженно. Музей принес городу немалую выгоду. С 1977 года Музей Дали займет второе место в списке самых посещаемых музеев Испании, сразу после Прадо в Мадриде. После открытия Дали отправится домой вместе с Амандой Лир, которая и привезла его в Фигерас. Гала не дождалась конца вечера и уехала раньше вместе со своим любовником Джефом Фенхольдтом.

Все награды, все знаки признания, о которых художник может только мечтать, Дали получил при жизни. Но и после смерти их будет не меньше. При поддержке гравера Пьера-Ива Тремуа и бельгийского художника Лабиса Дали был избран членом Академии изящных искусств Французской академии. На прием, данный в его честь 9 мая 1979 года, художник явился в зеленом фраке от Ланвена, в треуголке и при шпаге, выкованной в Толедо. Рукоять ее сделали по рисунку самого Дали, вновь обратившегося к мифу о Юпитере, превратившемся в лебедя, чтобы соблазнить Леду. Композитор Тони Обэн — президент Академии изящных искусств — представил вновь избранного академика в самых лестных выражениях: «Вы, месье, гениальны, это знаете вы, и это знаем мы. Сомнений на этот счет возникнуть не может. Будь это по-другому, вас не было бы среди нас, и вы не были бы самим собой». Сальвадор Дали ответил речью, которую назвал «Гала, Веласкес и Золотое руно», Гала выслушала ее безучастно, остальная аудитория была покорена блестящей, экстравагантной, исполненной прихотливого юмора импровизацией. Дали цитировал Монтеня, Лейбница, французского математика Рене Тома, чьи выводы относительно стихийных бедствий настолько увлекли художника, что он назвал их самой прекрасной из всех мировых эстетических теорий. В 1984 году Дали оформит множеством рисунков работу Тома «Параболы и катастрофы. Беседы о математике, науке и философии». Рене Том будет крайне изумлен оказанным ему вниманием. «Не знаю, с чего вдруг я удостоился такой чести. Дали я видел не более пяти минут, и к тому же давным-давно. Мне сказали, что его последняя картина «Топологическое похищение Европы» посвящена моим работам. Думаю, дело скорее в навязчивых идеях мэтра, именно им я обязан запоздалым и чрезмерным энтузиазмом по поводу моих исследований, давно уже известных среди ученых». А тот, кого Тони Обэн назвал гением, путем множества отступлений пришел наконец к выводу, который повторял уже множество раз: вокзалу в Перпиньяне быть центром тяжести нашей Вселенной! «Ибо самое частное нужно превращать во вселенское, вот почему я всегда заканчиваю свои выступления словами: «Да здравствует вокзал в Перпиньяне и да здравствует Фигерас!»»

Несколько месяцев спустя Франция Валери Жискар-д'Эстена вновь почтит, и с немалым размахом, вечного нонконформиста, ставшего в конце жизни чем-то вроде государственного учреждения. С 18 декабря 1979 по 14 апреля 1980 года в связи с семидесятипятилетием Дали в Бобуре, Центре Жоржа Помпиду, проходила большая ретроспективная выставка, посвященная его творчеству с 1920 по 1979 год. В «самом уродливом, какое я только знаю», здании было представлено сто десять картин, двести эскизов и две тысячи различных документов. Художник лично наблюдал за развеской. Он пожелал, чтобы его творения были повешены друг над другом в длинном коридоре, с тем чтобы труд его жизни можно было сразу окинуть взором.

В канун открытия Дали провел пресс-конференцию в одной из гостиных любимого им отеля «Мёрис». Отвечая на вопросы журналистов, художник высказал несколько утверждений, которые прозвучали вызывающе, в частности, он заявил: «Величайшим французским художником я считаю Месонье, а самым плохим — Сезанна. Сезанн старался как мог, но, желая нарисовать круглое яблоко, всегда рисовал квадратное». После пресс-конференции Дали в сопровождении Галы и Энрико Сабатера отправился в Центр Жоржа Помпиду на презентацию для узкого круга, что-то вроде генеральной репетиции вернисажа. Но, приблизившись к Бобуру, троица не смогла туда войти. Персонал Центра объявил забастовку, возмутившись — нет, не творчеством художника, а тем, что воздают почести человеку, который постоянно выражает дружеские чувства генералу Франко и во весь голос провозглашает свое восхищение каудильо.

Дружба с диктатором принесла немало пользы Дали. Благодаря поддержке генерала Порт-Льигат стал охраняемым городом, а позже генерал отпустил средства, которые позволили создать Театр-Музей в Фигерасе.

Служащие Бобура поставили в вину художнику его поведение 17 сентября 1975 года, когда каудильо приказал казнить пять террористов-басков и помиловал шесть других. Дали послал Франко телеграмму, но не благодарил в ней за милосердие, а требовал казнить и шестерых помилованных тоже. Газеты распространили по всему миру несколько телеграфных строк, изумляющих несуразной, похожей на детскую наивность жестокостью, и на художника посыпались негодующие письма, ему стали звонить с угрозами по телефону, на беленых стенах домов появились оскорбительные надписи в его адрес. Дали пережил даже символическое покушение: в кафе «Виа Венето» от взрыва пострадал столик, за которым он имел обыкновение сидеть...

Панически напуганный глухой враждебностью, с какой он был встречен в Бобуре, Дали потребовал, чтобы Гала немедленно собрала чемоданы, он хотел как можно скорее оказаться в безопасном городе Нью-Йорке, настолько скорее, что даже согласился лететь туда самолетом. Позже, воспользовавшись передачей на Французском радио, Дали попытался оправдаться: он совершенно искренне полагал, что лучше пожертвовать двенадцатью террористами, чем развязать новую гражданскую войну.

Дали был всерьез привязан к генералу Франко, своему покровителю. Когда несколько месяцев спустя, 20 ноября 1975-го, генерал Франко умер, Дали испытал немалое потрясение. Лицо его было искажено горем, руки тряслись. Ходили слухи, что здоровье его в опасности, одни утверждали, что он перенес сердечный приступ, другие подозревали, что у него открылась болезнь Паркинсона, от которой умер его отец. Но как ни тяжело пережил Дали смерть генерала Франко, он очень быстро привязался к королю Хуану-Карлосу, который дважды приезжал в Фигерас, когда Театр-Музей Гала—Дали еще только строился. После того как в 1964 году Дали был награжден Большим крестом Изабеллы Католической, он объявил себя монархистом и приложил немало усилий, чтобы очаровать королевскую семью.

Но пока, в Париже, Дали рука об руку с женой под свист, улюлюканье и оскорбительные выкрики бежит от Центра Жоржа Помпиду и запирается на ключ в своем номере в отеле «Мёрис», распорядившись никого к нему не пускать. Сальвадор Дали так и не увидит своей ретроспективной выставки в Бобуре. Впервые в жизни он покинет Францию на борту самолета, который приземлится в аэропорту Кеннеди.

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.