8. Замок в Испании

Весна и лето в Порт-Льигате, осень в Париже, зима в Нью-Йорке — таков распорядок жизни Галы и Дали после их возвращения из послевоенной Америки. В Париже они живут в отеле «Мёрис», занимая анфиладу Альфонса XIII (король Испании жил в этих апартаментах в 1907 году) с видом на сад Тюильри, где художник прогуливается по утрам. Вечером их можно встретить на самых модных вернисажах или в лучших ресторанах столицы — у Ле Дуаена, Лорана, в «Пти Бретоне», в «Тур д'Аржан» (по воскресным вечерам) у Лассера, где они лакомятся хрустящей утятиной или овсянками, поданными в папильотках, с головками, обернутыми салфеткой. В Америку они отправляются на таких роскошных пароходах, как «Франция» или «Королева Елизавета», полететь на самолете отважатся один-единственный раз, и будет это в 1975 году. В Нью-Йорке занимают обычно апартаменты № 1016 в палас-отеле «Сен-Регис», расположенном на углу Пятой авеню и Пятьдесят пятой улицы, неподалеку от Центрального парка, поблизости от других роскошных отелей, таких, как «Плаза» и «Уолдорф Астория». В Нью-Йорке Дали и Гала тоже ведут светскую жизнь, принимая участие в бесконечной череде празднеств и обедов. Дали охотно дает интервью, Гала проводит деловые встречи в баре отеля, где по просьбе художника воспроизведены скалы мыса Креус, поскольку каталонец всегда тоскует по родной Каталонии. Осенью и зимой Дали работает мало, зато Гала подписывает огромное количество контрактов. Дали не скрывает причины, по которой они ежегодно отправляются в Нью-Йорк: влекут их туда золотые россыпи. Гала и Дали не устают восхвалять американцев за готовность, с какой они подписывают чеки, — деньги в Америке текут к ним рекой.

Чем известнее и богаче становятся супруги Дали, тем меньше у них остается времени на семейную жизнь, на уединение друг с другом. Оплотом их супружеской жизни становится теперь дом в Порт-Льигате, превратившийся со временем в подобие средиземноморской крепости с малым числом дверей и окон. Навещать их летом отныне позволено только самым близким друзьям, только их допускают в дом и угощают лангустами в шоколаде, блюдом, изобретенным Дали и умело приготовленным кухаркой Пакитой. Но и друзьям не позволено переступать порог мастерской Дали и входить в гостиную-яйцо, которую избрала Гала для себя местом отдыха. Никто из друзей не остается у них и ночевать, так как под кровом Дали не предусмотрено комнат для гостей. Гости ночуют в каютах своих яхт или в одной из гостиниц в Кадакесе. Оставшись наконец вдвоем, Гала и Дали живут необыкновенно просто, обедают и ужинают свежей рыбой, креветками, анчоусами, салатом-латуком и помидорами, присев у края стола в столовой или на одной из террас. Переодевшись в майку, художник из светского льва вновь становится деревенским жителем.

Утром и во второй половине дня, пока Гала пишет, читает или шьет, уединившись в «яйце», Дали работает в мастерской. С конца пятидесятых он работает над циклом исторических картин, положив себе урок: одна картина в год. Работает он в реалистической монументалистской манере, борясь с захлестнувшим живопись абстракционизмом, который он считает гибелью фигуративного искусства: «Мы все испытываем голод, мы жаждем конкретных образов. Пробудило нашу жажду абстрактное искусство, оно вновь сделало желанной фигуративную живопись». Свои картины он предназначает американским миллиардерам, нефтяным королям и владельцам банков и продает за бешеные деньги. В 1960 году мультимиллионер Хантингтон Хартфорд купит «Открытие Америки Христофором Колумбом», первую картину, открывающую историческую серию, за двести пятьдесят тысяч долларов. Вдохновляло Дали завоевание Соединенных Штатов Сальвадором Дали и Галой в 40-е годы. Христофор Колумб, прежде чем ступить на землю Святого Спасителя, водружает гигантскую хоругвь с изображением «Непорочного зачатия». Святая покровительница Испании похожа на Галу. Коленопреклоненный человек, потрясающий распятием, сам Дали. Картина — дань почтения Веласкесу, но художник цитирует и сам себя — за копьями виден «Христос святого Хуана де ла Крус», изображенный как распятие в руках монаха внизу картины. Впоследствии Дали создаст в том же стиле еще два полотна: «Битва при Тетуане» и «Великий Сантьяго». Изобразив покровителя Испании, святого Иакова из Компостеллы, художник впервые проникнется пафосом единства родной страны.

«Свою силу мы с Галой черпаем в нашей упорядоченной жизни, в том, что живем только вдвоем», — написал когда-то Сальвадор Дали. Теперь их постоянно окружает толпа деятельных поклонников, поэтому редкие минуты одиночества, какие им выпадают, для них особенно дороги. Красавица Нанита Калашникова сопровождает их во всех путешествиях, она ездит с ними в Соединенные Штаты, во Францию, в Испанию. Ближайшая подруга Сальвадора Дали может гордиться тем, что завоевала доверие Галы. Вместе с ними живет и Артуро Каминада, рыбак из Порт-Льигата, нанявшийся к ним на службу в 1948 году, будучи еще подростком. Он проживет у них в доме сорок лет и будет совмещать множество обязанностей — дворецкий, камердинер, садовник, шофер. Робер Дешарн попадет в галактику Дали—Гала благодаря своему сотрудничеству с художником Жоржем Матье зимой 1950—1951 годов и останется в ней навсегда. Дешарн и Матье вели репортаж с парохода «Америка», к ним подошли и разговорились возвращавшиеся из Нью-Йорка Дали и Гала. После того как Дешарн рассказал Дали, что снял фильм по первой ташистской картине Жоржа Матье «Битва при Бувине», Дали предложил ему снять еще одну подобную же ленту под названием «Чудесные приключения Кружевницы и носорога». Дешарн согласился; на работу уйдут долгие годы, но в конечном счете без результата. Первая встреча будущих соавторов была назначена у Артуро Лопеса-Уилшо в Нейи. Фотограф, декоратор, репортер авангардистских журналов «Арт ньюз», «Хорайзен», «Риэлитиз», Дешарн очень быстро подружился с супружеской четой. Как профессиональный журналист он немало помог Гале и Дали в осуществлении их издательских проектов, публикации статей и книг. Приходя к ним в дом часто и постоянно, Робер Дешарн мало-помалу становится специалистом по части творчества и жизни художника. Со временем ему стали предлагать писать статьи о Дали, спустя годы он напишет о художнике не одну книгу, в том числе и книгу «Дали и Гала» с редкими фотографиями, сделанными им самим, и репродукциями картин, прокомментированными самим художником.

Близким другом супружеской четы стал также и Джон Питер Мур. Гала и Дали впервые встретились с ним в Италии, этот ирландец, отслуживший в британской армии, был тогда секретарем Александра Корда, английского кинопродюсера. Благодаря его посредничеству Дали познакомился с Лоренсом Оливье, и тот согласился позировать для него в костюме Ричарда III. Когда в 1955-м выйдет фильм «Ричард III», портрет Дали будет использован как афиша. В 1951 году Ватикан пригласил Мура налаживать внутреннюю телевизионную линию, и Мур договорился с папой о частной аудиенции для Дали, во время которой живописец подарит папе первый вариант «Мадонны Порт-Льигата». На протяжении многих лет художник с удовольствием общался с этим изысканно-светским, элегантным человеком, которого называл «капитан Мур». Питер Мур, в свою очередь, представлялся не без юмора «военным атташе» Дали. Однако прошло десять лет, и дружеские отношения испортились. Мур объявил, что собирается открыть музей Дали в отеле «Мирамар» в Кадакесе. Открытие этого музея в 1973 году привело к окончательному разрыву. Как бы там ни было, но за десять лет сотрудничества с Дали Мур, получая по десять процентов от каждой совершенной сделки, приобрел немалое состояние. Когда Гала и Дали указали ему на дверь, он был уже богатым человеком: принадлежащая ему недвижимость оценивалась в десять миллионов долларов, кроме того, у него собралась значительная коллекция рисунков Дали, которая и легла в основу музея Перро-Мур в отеле «Мирамар». Ясновидец Дали значительно раньше, чем испортились их отношения, обмолвился Боске: «Очень милый человек. Что ему совершенно не помешает меня покусать».

Место капитана Мура займет Энрико Сабатер. Каталонец, лет пятидесяти, человек куда менее светский, погрубее и попроще, он будет охотно исполнять всевозможные поручения художника. Футболист-полупрофессионал, Сабатер перепробовал множество профессий, был шофером, официантом, коммерческим представителем, агентом по недвижимости, фотографом. В качестве журналиста ежедневной газеты города Жирона «Лос Ситиос» он появился у Дали в начале 70-х годов. За интервью, которого попросил Сабатер, художник потребовал пять тысяч долларов, такими деньгами газета, разумеется, не располагала. Но сам по себе репортер вызвал у Дали симпатию, ему не захотелось отпускать его несолоно хлебавши. На вопросы он так и не согласился отвечать, но позволил бесплатно себя сфотографировать — в 1968 году за фотографии и однократное их использование в рекламных целях Дали получил от компании «Эр Индия» двести пятьдесят тысяч долларов. И вот удача! — в миг, когда Сабатер наведет фотоаппарат на Дали, муха сядет на кончик носа Божественного! Оригинальная фотография обойдет все страны мира, а Сабатер войдет в круг близких друзей, оттеснит Мура и в 1975-м займет место личного секретаря мэтра. Гала отнесется к замене благосклонно, она не испытывала доверия к Джону Питеру Муру и всегда была с ним в отвратительных отношениях. Сабатеру будет вменено в обязанность защищать художника от тех, кто злоупотребляет его именем и изображением.

Однако от египтянки Мафалды Дейвис супруги Дали защищаться не стали, напротив, они официально назначили ее своим представителем, имеющим право продавать вещи с подписью Дали. В прошлом фрейлина королевы Фозии, супруги короля Фарука, Мафалда Дейвис участвовала в самых различных светских мероприятиях. Ей приходит в голову, что стилистика и подпись художника могут приносить доход не только при помощи художественных галерей и музеев. С согласия Галы Мафалда становится коммерческим агентом по продаже вещей с брендом Дали. Гала считает, что слава ее мужа достигнет невиданных размеров, когда его произведения станут товаром больших магазинов. С помощью госпожи Дейвис на рынок выбрасывается огромное количество побрякушек с подписью Дали. Украшения, рубашки, галстуки, купальники, открытки, марки, календари, пепельницы, посуда, изделия из серебра, наконец, духи с названиями «Выстрел» или «Вспышка» и множество всяких других вещей начинают продаваться по всему миру. Коммерция, без всякого сомнения, выгодная, Дали и Гала становятся еще богаче.

После того как товары широкого потребления стали продаваться в качестве художественных произведений, Деньголюб превратился в алчного скупца. Вступив в новую стадию, он потеряет симпатию множества по-дружески настроенных к нему людей, а у других на долгие годы вызовет чувство неловкости. Но художник продолжает всеми способами привлекать к себе внимание. И вот тому пример. Долгое время Дали из эстетических, моральных и философских соображений отказывался от литографий. Но в 1957-м в одно прекрасное утро издатель Жозеф Форе, работавший с Утрилло, Пикассо и Кокто, дал себе труд совершить путешествие и добрался до Порт-Льигата, привезя с собой тяжелые литографические камни с предложением проиллюстрировать «Дон Кихота» Сервантеса. После всяческих уловок и увиливаний Дали позволил себя уговорить, поставив единственное условие: он свободен выбирать технику, в какой будет делать литографии. Договор был заключен. В качестве техники Дали решил использовать аркебузу, стреляя из нее шариками с чернилами в литографические камни, назвав свои небывалые приемы «катапультизмом». Дали одолжил аркебузу пятнадцатого века у своего друга Жоржа Матье и принялся за работу. Он добился успеха: все сто девяносто семь экземпляров «Дон Кихота» с его иллюстрациями были раскуплены, как горячие пирожки, за хорошую цену. С этих пор Дали не проявлял больше враждебности к литографиям, и они неизменно приносили ему доход.

Не широта души, а жажда наживы подвигла Дали дать согласие подписывать стопы чистых листов, предназначенных для будущих литографий (одни называют цифру семнадцать с половиной тысяч листов, другие — сорок тысяч), подпись на пустом листе стоила сорок долларов. Подобное жульничество, хоть и бросало тень на творчество Дали, зато позволяло ему в кратчайшие сроки получать целые состояния. Когда на мировом рынке произведений искусства число фальшивых литографий Дали перевалит за несколько миллионов, критики позволят себе заметить, что художник сам поощрил мошенничество, ставя подпись на тысячах пустых листов.

Скандал рикошетом отразился и на Гале, ее стали обвинять в том, что именно она пробудила в муже страсть к деньгам, что именно ее вошедшая в легенду жадность толкнула художника к постыдной афере. Но что поделать? Приходится признать, что жена художника год от года становится все более корыстолюбивой. Гала подписывала безумное количество контрактов, требовала авансы и обрушивала на Дали такое обилие заказов, что он был не в силах выполнить все обязательства. Широко распространившееся мнение, что полученные деньги Гала проигрывала в рулетку, на игровых автоматах и тратила на целый штат любовников, похоже, имеет под собой основание. Но еще основательнее выглядит мнение, что со временем Галой овладела болезненная боязнь бедности, ставшая у нее настоящей фобией. Однако не будем забывать, что было время, когда она не побоялась оставить обеспеченную жизнь с Полем Элюаром и связать свою судьбу с нищим Сальвадором Дали. Тогда она была молодой, была влюблена, скромная хижина в Порт-Льигате казалась ей надежной защитой от душевных невзгод, и она мужественно переносила холод и голод, не считая их причиной для страдания. Теперь Гала — женщина в возрасте, приближающаяся старость страшит ее. Энергичная и вместе с тем уязвимая, она боится, что может серьезно заболеть и у нее не окажется средств на лечение. Во власти своих страхов, она пребывает в постоянном поиске денег, опасаясь, что останется без них. Она запирает пачки банкнот в шкафы, открывает счета, арендует сейфы и тут же о них забывает. В их семейной бухгалтерии царит поистине художественный беспорядок. Гала никогда больше не отправляется в путешествие, не взяв с собой чемодана, набитого банкнотами, и еще одного, набитого лекарствами. Она на десять лет старше своего мужа и изрядно за эти годы постарела.

Темное дело с белыми листами случится еще через несколько лет, а пока слава Сальвадора Дали растет. Его открывает для себя молодое поколение и делает своим идолом. Кроме Джона Питера Мура, Мафалды Дейвис, Робера Дешарна — людей, которые активно содействовали славе Дали, ее пассивно поддерживают еще множество самых странных и чудаковатых персонажей. Вокруг Дали и Галы роится множество диковинного народа — карлики, альбиносы, великаны, толстяки, трансвеститы, окарикатуренные нимфетки, впоследствии эту толпу будут называть «двором чудес» Дали. В окружении столь необычных спутников пара Дали—Гала производит особенно эффектное впечатление. Дали для своего окружения — абсолютный монарх: каждый день он указывает пальцем на тех, кого удостаивает чести обедать с ним за одним столом. Среди этой толпы и Ультра Фиолет, ее настоящее имя — графиня Изабелла Баварская, и в Нью-Йорке ее часто видят под ручку с Божественным. Заметная фигура среди андерграунда 60-х годов, Ультра Фиолет играла в первых фильмах Энди Уорхолла. Когда Дали давал свои традиционные воскресные обеды в «Трэйдер Вик», Ультра Фиолет сидела по его правую руку и переводила для него разговоры. На небосклоне Дали она не станет постоянной звездой, а только кометой, будет позировать ему полуобнаженная в шелках, лежа в гондоле рядом со статуей Мадонны с огромным золоченым омаром в руках. Потом исчезнет. Ее сменит трансвестит Аманда Лир (псевдоним-анаграмма, означающий «любовник Дали»), с которой художник познакомится в 1965-м, — пухленькая пергидрольная блондинка, она распевает песенки под именем Пики Долсо в «Баррио Готико», забегаловке с дурной славой в одном из трущобных кварталов Барселоны. На протяжении долгих лет Аманда Лир будет подружкой, а иногда и моделью Дали, потом сделается дивой шоу-бизнеса и будет заниматься всем понемногу — живописью, пением, работой на телевиденье. По ее собственным воспоминаниям, слухом о том, что она на самом деле не женщина, а мужчина, она была обязана Дали: «Он поспешил раструбить повсюду, что его Аманда на самом деле Моисей, и его отец, и Рене Кревель, короче, ангельское существо, воплощенное мужское начало. И вот в одно прекрасное утро газета «Минют» объявила, что новая вдохновительница Божественного Мастера на самом деле юноша».

Особую группу в окружении Дали составляли его фанаты, которые каждое лето приезжали в Порт-Льигат в надежде повстречаться с самым экстравагантным из современных художников. Излишне говорить, что фанаты, как французские, так и испанские, были маргиналами. Они знали, что каждый день вечером двери «Дома Дали» для них открыты. Артуро и Пакита угощали их во дворике шампанским, сдерживая как только возможно их нетерпение — мэтр любил, чтобы его дожидались. Наконец раздавался размеренный стук, трость стучала по белым плитам. Наконец в экзотических одеждах появлялся сам Божественный и занимал воздвигнутый в глубине дворика трон под белым балдахином — ни дать ни взять его величество император перед лицом своих подданных. Иногда Дали затевал беседу с собравшимися, иногда импровизировал что-то вроде небольшой лекции. Иной раз во дворике появлялась темноволосая женщина, что-то шептала на ухо восседавшему на троне и исчезала так же неслышно, как появлялась. В сдержанной, на удивление застенчивой женщине присутствующие узнавали Галу. Церемония начиналась около шести часов и заканчивалась перед ужином. Для художника это было что-то вроде переменки, недолгого отдыха в страдные летние дни, которые он проводил в напряженной работе, запершись с раннего утра в мастерской. Сам того не желая, Дали стал идолом поколения, сделавшего своим идеалом свободу. Эти молодые люди называли мещанством конкретику реальности и отвергали ее. Они надеялись обрести свободу в искусственном раю, будь то в Катманду или в Порт-Льигате, общаясь с художником, живущим вне условностей, провозгласившим бред и видения основой искусства. Этот художник не дожидался 60—70-х годов, чтобы жить той сексуальной жизнью, которая была ему по нраву: смешанной, полигамной, осуществляя свои прихоти, следуя своим порокам. Этот художник сам был воплощенной свободой, утверждением ее, призывом к ней. Без наркотиков, не употребляя больше ни капли алкоголя, он достиг нирваны, и уже давно. Поколение беби-бума обожает Дали, и художник платит ему взаимностью: «Они знают, что я в большей или меньшей степени ответственен за их перегибы, за их пароксизмы. Сами того не ведая, мы встретились в области мистики». Художник и сам не чурается молодежной среды, он частенько захаживает в ночные кафе, с удовольствием наблюдая, как бесчинствуют «полоумные обломки».

Молодежь увлеклась художником не на пустом месте, ее увлекли средства массовой информации, постоянно державшие Дали в поле зрения: в газетах, по радио то и дело появлялись шокирующие интервью, а он сам постоянно появлялся на телеэкранах, превращая каждое свое появление в запоминающееся шоу. С начала 60-х годов полушут, полугений Дали становится самым популярным в мире художником наряду с Пикассо. Молодежь увлекается его клоунадами, интересуется его творчеством, в особенности сюрреалистическим периодом. Со временем стало очевидно, что вклад Дали именно в сюрреализм, несмотря на последующее отступничество, был самым значительным. Этот вывод напрашивался после исторической выставки, посвященной сюрреализму, которую организовал Патрик Уолберг в 1964 году в галерее Карпантье, где было выставлено несколько подлинных шедевров художника: «Угрюмые игры», «Упорство памяти», «Дань уважения Канту», сюрреалистические объекты.

Увлеклись Дали и студенты из Сен-Жермен-де-Пре. В конце 50-х они пресытились экзистенциализмом и нашли для себя новые ориентиры в сюрреализме вообще и вДали — варваре, иконоборце и провокаторе — в частности. Дали время от времени читал им лекции в свойственной ему эпатирующей манере. В декабре 1961-го он рассуждает в Политехнической школе о Касторе и Поллуксе, божественных близнецах. На лекцию Дали явился в шлеме Диоскуров, украшенном половинкой яйца и двумя светящимися несушками из целлулоида. Пятьсот студентов, собравшихся в зале, встретили его безудержным хохотом. Однако еще лучше запомнилась лекция, которую он читал в Сорбонне 17 января 1955 года о «феноменологических аспектах параноико-критического метода». Десятки репортеров снимали прибытие Дали и Галы, их выход из остановившегося у дверей факультета белого «роллс-ройса», до краев наполненного цветной капустой. Амфитеатр был забит, огромная толпа молодежи дожидалась Дали у входа в аудиторию, о чем свидетельствуют друзья, пришедшие его послушать: Жорж Матье, Робер Дешарн, Артуро Лопес-Уолшо и русский по происхождению, хореограф Сергей Лифарь. Дали пустился в блистательные рассуждения, сближая и переплетая две своих навязчивых идеи того времени, — он был одержим рогами носорога и «Кружевницей» Вермеера.

Дали с юности пленило живописное мастерство Вермеера, в особенности его умение передавать свет и «изнурительная страсть совершенствовать и совершенствовать то, что уже совершенно». В 1929 году Дали специально приехал в Голландию, чтобы увидеть картины любимого художника, но главной его привязанностью осталась «Кружевница», достояние Лувра, ее репродукция висела и в кабинете его отца в Фигерасе. В 1955 году Дали использует ее образ, написав картину «Параноико-критическое изображение «Кружевницы» Вермеера» (картина хранится в Музее Гуггенхейма в Нью-Йорке). Выступая перед студентами Сорбонны, Дали повесит репродукцию «Кружевницы» на стену и постарается обосновать свой интерес к ней: ««Кружевница» до сих пор считалась очень спокойной и мирной картиной, но я ощущаю в ней ту яростную силу эстетики, которая может сравниться только с энергетической мощью недавно открытого антипротона». Картина Вермеера настолько захватила Дали, что он просит у администрации Лувра разрешения сделать с нее копию. Присутствующие во время работы Дали над копией были изумлены тем, что под его кистью на полотне стали появляться носорожьи рога, похожие на строгие логарифмические графики — он один увидел их на полотне Вермеера, где «божественное стремится к тому, чему художник не дал зримого облика, ограничившись намеком». По мнению Дали, самая совершенная логарифмическая спираль обвивает рог носорога. После того как художник «скопировал» «Кружевницу», он попросил своего друга Жоржа Матье пойти с ним в зоологический сад в Венсенском лесу, чтобы пообщаться там с носорогами. Рассказывая об этом приключении во время лекции, Дали показал диапозитив: он и Гала купаются в бухте Порт-Льигата вместе с репродукцией «Кружевницы». Рассказ продолжался: Дали, Жорж Матье и Робер Дешарн вошли в вольер носорога по кличке Франсуа, одетого по такому случаю в купальный костюм и стоящего рядом с репродукцией картины Вермеера. Пока Дали продолжал зарисовывать носорожьи рога, животное бросилось к репродукции и разорвало ее. Сцена, а точнее, выступление в неосюрреалистическом духе было запечатлено на камеру Дешарном. Однако фильм «Чудесные приключения Кружевницы и носорога» так и не был никогда снят.

Продолжая лекцию, Сальвадор Дали связал воедино подсолнух и цветную капусту, по его мнению, их строение идентично, поскольку и в одном и в другом растении можно увидеть одну и ту же логарифмическую спираль и оба эти растения способны математически возрождаться. Лекцию он завершил словами, проникнутыми присущей Дали скромностью: «После моего сегодняшнего сообщения думаю, вы не усомнились, что для того, чтобы перейти от «Кружевницы» к подсолнуху, от подсолнуха к носорогу, от носорога к цветной капусте, нужно и в самом деле что-то иметь под черепушкой».

После этих слов студенческая аудитория разразилась бешеными аплодисментами, а Дали вместо автографов стал раздавать цветную капусту.

18 мая 1968 года Дали вновь появится в Сорбонне, желая на свой лад поддержать студентов в их конфликте с правительством. Он распространяет листовки под названием «Моя культурная революция», предупреждая против экстремизма в области культуры, живительными корнями которой являются такие ее представители, как Вермеер, Рафаэль и Веласкес. Текст листовок, отпечатанных секретным образом на сиреневой бумаге в количестве двух тысяч экземпляров, гласил: «Прибавим долю либидо органам, не умеющим наслаждаться, таким, например, как ЮНЕСКО. Превратим ЮНЕСКО в орудие общественной кретинизации, чтобы не лишать себя уже достигнутых этой организацией плодов. Включим туда похвальную фольклорную проституцию, оснастив ее мощной духовной и сексуальной энергией. Переродим этот очаг суперскуки в подлинно эрогенную зону под покровительством святого Людовика, первого законодателя продажной любви. Там, где происходит культурная революция, должна расцветать фантастика». Но как только студенты начали строить баррикады, Дали испугался. Гала, сев за руль их черного, последней модели «кадиллака», увезла мужа подальше от касок, дубинок и слезоточивых газов.

Революционерам храма науки Дали вскоре предпочтет хиппи, носящих бейджи с надписью «ЛСД тает в голове, а не в руках». Длинные прямые волосы хиппи напоминают художнику картины прерафаэлитов. В 1969 году Дали познакомился с одним из хиппи и подружился с ним. Карлос Лозано — колумбиец, но его детство и юность прошли в странствиях между Соединенными Штатами, Францией и Испанией. Когда Карлос познакомился с Галой и Дали в Порт-Льигате, он отрекомендовался любителем театра и был без гроша. Большую часть дня Карлос стал проводить в мастерской художника, он ценил свое привилегированное положение, которое давало ему возможность присутствовать при рождении шедевров мастера и позволяло позировать для гуашей и скульптур. Дали называл его Виолетта, по имени продавщицы фиалок из популярного тогда водевиля. Благодаря Дали Карлос получил роль в музыкальной комедии «Волосы».

Участвовал ли Карлос в церемониях инициации, которые Дали устраивал в Порт-Льигате? Многие хиппи охотно давали согласие на участие в играх Божественного. «Великий рукоблуд» регулярно устраивал «эротические мессы», всегда повторяя, что они «не имеют никакого отношения к той любви, которую он испытывает к Гале. Гала была и остается для него единственной, той, с кем он способен наслаждаться, возбуждая в себе самые возвышенные образы своей иерархии красоты. Она его внутренняя правда, его двойник, его «он сам»». Дали признавался, что на создание живых картин он тратил безумные средства, устраивая обеды, даря подарки, заказывая костюмы. Он сам продумывал все детали — зеркала, ковры, освещение, духи, а главное — мизансцены. Что касается исполнителей, то мэтру требовались лишь физическая красота и послушание. Жан-Клод Дюбарри, сам работавший в прошлом моделью — Гала за прямоту дала ему прозвище Правдолюб, — считал Дали воплощением итальянского Ренессанса. Он восхищался мэтром и поставлял ему красоток. Нужно сказать, что это не составляло для него большого труда — он просто-напросто обращался к картотеке своего агентства в Барселоне и находил в ней подходящие модели. Критерии отбора были следующими: девушки должны были быть высокими длинноногими блондинками с тонкими и правильными чертами лица. Правдолюб утверждал, что Дали никогда к ним и пальцем не прикасался. Что касается Галы, то Дюбарри признавался, что ему было трудно понять ее до конца, так как она отличалась одновременно и прямотой и скрытностью, но она никогда не принимала участия в подобных развлечениях мужа, и сам Дали говорил, что «Гала не ревнива, но ранима».

Дали придумывал красочные позы, вызывавшие у него возбуждение, доходящее до экстаза, ставя себе целью воплотить в реальность «присущую мифам содомию». «Мои эротические галлюцинации доводили до пароксизма присущую мне предрасположенность к содомии. Пристрастие к мастурбации, которой я занимался на протяжении полувека, привело меня к подлинному обожествлению моего члена, который я не уставал восславлять моим творчеством и моими действами, сутью которых была фаллическая агрессия. Моя онаническая аскеза могла обрести полноту только в присущей мифам содомии».

1969 год. Эротический год для Дали-созерцателя, который услаждает себя хорошо продуманными чувственными зрелищами. Этот год проходит под знаком чувственности и для Галы — она по-прежнему флиртует, словно юная девица, с местными юнцами. Дали и Гала живут вместе уже сорок лет, и, похоже, настало время если не отделения, то отдаления. Гала по-прежнему продолжает заниматься контрактами, организует их переезды из Парижа в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Порт-Льигат, но мало-помалу отстраняется от ведения дома в Порт-Льигате, отстраняется от семейного очага, места, откуда начался их баснословный взлет. Маленький рыбацкий порт стал с годами слишком уж многолюдным, так считает Гала. Благословенные времена, когда они проводили лето за летом в одиночестве, миновали. Теперь с наступлением ясных дней сюда прибывают толпы туристов, а вместе с ними фотографы, репортеры и съемочные группы телевидения. Дом Дали уже не недоступная крепость, не мирная обитель, которую хозяйка так любила украшать букетами бессмертников, где она читала в тишине и покое в гостиной-яйце, в то время как ее муж сосредоточенно работал у себя в мастерской. Гала готовится оставить свой дом-лабиринт, составленный из рыбацких домишек, каждый из которых одна из страничек их долгой совместной истории.

Путешествуя тридцать лет назад по Северной Италии, Дали пообещал Гале подарить ей замок в Тоскане, но теперь он ищет убежище, о котором она мечтает, в средней части Испании, а точнее, в Каталонии. Гала не возражает, она знает, как привязан ее муж к мысу Креус, хотя сама обожает Италию по-прежнему и часто навещает ее на своем «кадиллаке». Гала живет в Италии целыми неделями, и никому не известно, как она проводит там время. Каждое утро она звонит из гостиничного номера мужу, беспокоится о нем, обещает надолго не задерживаться. На другом конце провода голос отвечаете особой нежностью, а вопросы задает с осторожностью. В отсутствие хозяйки о художнике печется Аманда Лир.

В 1968 году всем друзьям семейства Дали поручено искать замок — Дали хочет сделать подарок Гале ко дню рождения, с тем чтобы она могла отделиться от него и прожить остаток своей женской жизни, как ей будет угодно. Для поисков был даже зафрахтован частный самолет, с тем чтобы не выпустить из виду ни одного из окрестных замков. В январе 1969 года кто-то из друзей обратил внимание художника на замок Пуболь, расположенный между Фигерасом и Барселоной, в районе Жироны. По удивительной случайности замок находится неподалеку от обители Святых Ангелов, где в 1958 году Гала и Дали сочетались церковным браком. Построенный в XI веке на самом высоком месте в небольшой деревеньке, замок сочетает готику и ренессанс. Но его предстоит реставрировать, в настоящее время это не более чем руина с растрескавшимися стенами и пустыми комнатами. Во время гражданской войны замок был реквизирован и использовался в качестве тюрьмы. Эмиль Пуиньо представляет интересы супругов Дали и подписывает акт купли-продажи у нотариуса Манюэля Риго в Фигерасе. За полтора миллиона песет Гала и Дали становятся владельцами поместья с землями, сосновым бором, замком, расположенным на трех уровнях, и садом в 300 квадратных метров. Они поручают руководство восстановительными работами Эмилю Пуиньо и нанимают строителя Хиджини Льяка, предупредив, что хотят сохранить нетронутым внешний вид замка. Уже летом 1969-го, когда контракт купли-продажи еще не был подписан, в замке Пуболь начались восстановительные работы. Главный принцип в отношении декора замка — строгость. Гала большую часть лета проводит, странствуя по антикварным магазинам Жироны и ее окрестностей. Каждая комната в замке обставляется в соответствии с ее вкусом, аскетично и вместе с тем с сюрреалистическими излишествами, примерно так же, как обставлен их дом в Порт-Льигате.

После проведенных работ замок Пуболь целиком во вкусе Галы, он роскошен и строг одновременно — стулья, обитые белым полотном, кровати под балдахином, изящные столики, занавеси, красиво подобранные по цвету, старинные зеркала, мягкие банкетки и большие столы простого дерева. Безупречная белизна стен и плиточный пол, по которому стучит каблучками хозяйка дома, всегда элегантная Гала, меняющая каждый день туалеты. Рядом с ее спальней — специальная комната, где она проводит поутру немало часов, подкрашиваясь и причесываясь. В шкафах висят платья от Жана Десе, Юбера Живанши, Кристиана Диора, Пьера Кардена, Элизабет Арден. Ее гардероб Дали называет «гала-наряды Галы».

От прошлого в замке сохранились конюшни — их оставили такими, какими они были, — двуколка и еще гербы знатных семейств, которые, сменяя друг друга, обитали в замке. Среди гербов новенький щит с изображением музыкальной партитуры, цветка лилии и буквы «G», первой буквы имени Гала. Этот герб можно встретить в разных местах, но он не на виду, он почти незаметен. В комнате с гербами две двери, одна из них нарисованная, она словно бы приоткрыта, и через нее видна ветхая стена. На другой двери Дали изобразил силуэт Галы, что означает — за ней ее личные покои. А в красивом помещении со сводами, которое служит гаражом, стоит «забытая карета», она принадлежала предыдущим хозяевам замка. Гала и Дали воспользуются ею только однажды, когда их будут фотографировать для журнала «Вог». Глядя в объектив фотоаппарата Марка Лакруа, Дали заявил, что он сядет сзади как слуга Галы, которая правит миром, держа в руке бич. Там же стоит их синий «кадиллак», модель «седан девиль», купленный за десять тысяч долларов в 1976 году в Соединенных Штатах, с номерным знаком княжества Монако, где Гала и Дали в 1977-м сняли дом под номером 36 на улице Рампар, желая избежать налогов. В Европу автомобиль попал через Монако, документы на него оформлены на имя Элен Дали. Гала до такой степени была привязана к этой марке, что Дали даже собирался предложить компании «Дженерал моторс» еще одну модель. Ярко-красного цвета, она носила бы название «кадиллак Галы», если бы замысел осуществился.

Поселившись в Пуболе, Гала наняла Жоакина Чико, садовника, и Долорес Бош, кухарку. Желая оградить свой замок и его окрестности от нежелательных перемен, она обратилась в Генеральную дирекцию изящных искусств с просьбой, чтобы Пуболь был объявлен «художественно-историческим памятником». Ее просьба была удовлетворена в 1985 году Государственным комитетом по архитектурному наследию, в охраняемый ансамбль, кроме замка, была включена еще и церковь.

Лето 1970 года Дали провел у себя в мастерской в Порт-Льигате, работая с помощью театрального декоратора Исидора Би над двумя полотнами, одно из которых он предназначал для Театра-Музея в Фигерасе, второе для замка Пуболь. Первое изображало апофеоз Ампурдана, второе живописец заполнил вязью цветов и птиц, числом тысяча и одна. О своих фресках в Пуболе Дали говорил, что «он ограничился тем, что расписал потолки, чтобы Гала, подняв глаза, всегда оказывалась на небесах». На двух плафонах луна освещала облака, лошадей и женские фигуры.

При жизни Галы Сальвадор Дали никогда не будет чувствовать себя в замке Пуболь как дома. Ему даже не позволено входить туда без стука. Более того, если он хочет прийти туда, он должен сначала попросить разрешения у жены. «Гала взяла меня за руку и неожиданно сказала: «Благодарю тебя еще раз. Я принимаю замок, но при единственном условии — ты будешь приходить ко мне, только получив письменное приглашение». Условие привело меня в восторг, я откликнулся на него всей своей утонченностью мазохиста. Подумать только! Замок станет для меня неприступной крепостью, какой, несмотря ни на что, оставалась и Гала». Именно такую ситуацию Сальвадор Дали описал в своем романе «Скрытые лица», он писал его по-французски в 1943 году и посвятил «Гале, которая постоянно была рядом, пока я писал, помогая, как добрая фея, моему душевному равновесию, прогоняя саламандр сомнений и придавая сил льву уверенности. Гале, вдохновлявшей меня благородством души, Гале — зеркалу, отражавшему самую жестокую из геометрий той эстетики чувств, что руководила моей работой». В романе Дали герой покупает дом своей возлюбленной Соланж де Кледа для того, чтобы она имела возможность отделиться от него, потому что Соланж — вторая святая Тереза, но только живущая в миру. Дали изобрел термин «кледанизм», означающий «наслаждение болью, сублимирующееся в трансцендентном слиянии с объектом».

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.