6. Avida Dollars

Полулежа на кровати в номере «Гранд-Отеля» в Фон-Рамо, Гала пытается прочитать будущее по картам таро: судя по всему, вот-вот разразится война. Не прошло и месяца, как пророчество Галы подтвердилось. Все двери вокруг стали быстро-быстро закрываться. Гала и Дали поспешили в Париж, они торопятся распорядиться своим имуществом, ключи от квартиры на Университетской улице, 88 передают Полю Элюару, с тем чтобы он следил за ней в их отсутствие. У Сесиль, дочери Поля и Галы, муж попадет в плен к немцам, и она на некоторое время поселится у них в квартире. Чтобы выжить в тяжелые времена, она вынуждена будет продать несколько картин и рисунков Дали, чего мать никогда ей не простит. Гала лишит дочь наследства, считая, что она уже получила свою долю. Как только началась война, Элюара призвали в армию, он служил при сортировочной железнодорожной станции Миньерес-Гондревиль в Луаре. Как в 1914—1918 годах, он вновь становится солдатом Эженом Гренделем. 7 октября 1940 года он пишет Гале и Дали: «Вы должны быть счастливы. Придет день, и мы увидимся». На протяжении пяти лет у них не будет вестей друг о друге.

Гала и Дали решают перебраться в Соединенные Штаты и дождаться там дня, когда в старой Европе вновь воцарится мир. Но прежде чем отправиться в штат Вирджиния к своей давней приятельнице Карес Кросби, они едут в Аркашон. Гитлер в это время вводит войска в Польшу. Война началась, что нисколько не мешает Гале и Дали отдыхать в Жиронде, они вкусно едят, наслаждаются лучшими винами. Господин Кальве, у которого они сняли виллу «Фламберж», служит Гале гидом — он возит ее по соседним деревенькам, помогает выбирать самые оригинальные вина, отыскивать в Сен-Эмильоне миниатюры, которыми она обогатит свою коллекцию. Мир в огне и крови, Гала и Дали счастливы и безмятежны. «В атмосфере кровавого гниения, находясь у себя в мастерской, глядящей на чудесный бассейн Аркашона, наслаждаюсь и радуюсь при мысли, что в мире, охваченном параноидальным сумасшествием, я один сохраняю критический разум, остаюсь хозяином ситуации, обладаю иммунитетом против всех потуг пропаганды и разгула низких страстей», — напишет художник об этом времени. Время течет, а Гала и Дали не думают трогаться с места, продолжая жить в особняке колониального типа на бульваре Ла-Пляж, 131, фасад которого смотрит на море, а задние окна на бассейн, в котором разводят устриц.

Прогулки, гастрономические изыски, работа не дают им скучать, к тому же они окружены множеством знакомых, среди которых Леонор Фини, Коко Шанель, Марсель Дюшан. Дали восхищается Дюшаном, его бездеятельность будит в нем самом творческую энергию. Пока Гала и Дюшан сидят за нескончаемой партией в шахматы, художник работает над новой картиной «Два кусочка хлеба — воплощение любви». Художники без конца спорят об своем искусстве: для Дали — главное рисунок и выписанность, для Дюшана — «ready-made», предметы массового производства, которые он снабжает названиями и собственной подписью, призванные уничтожить традиционную живопись.

Все вместе они смеются саркастическим шуткам Коко Шанель, которые никогда не приедаются. С 1938 года Гала и Дали — постоянные гости на принадлежащей Коко Шанель вилле «Ла Пауза» в Рокбрюне-Кап-Мартен, где, возле бассейна и у буфета с роскошными закусками, кого только не встретишь — Мися Серт, Жан Кокто, Жорж Орик, князь Кутузов, граф и графиня де Бомон, Серж Лифарь, поэт Реверди, даже герцог Вестминстерский, один из поклонников хозяйки. Коко говорит о себе в третьем лице и живет «среди перламутра, черного дерева, золота, хрусталя, зеркал, духов и мифологических животных — львов, ланей и кабанов». Дали очарован законодательницей мод, которая вскоре создаст знаменитые духи «Шанель № 5». В Америке эти духи станут известными благодаря Мерилин Монро.

В Аркашоне Дали и Гала общаются и с Леонор Фини, художницей, с которой знакомы уже на протяжении нескольких лет. Как Дали, Леонор после классического периода в своем творчестве приехала в 1933 году в Париж и попала в среду сюрреалистов, где узнала, а потом и освоила технику автоматической фиксации образов из сновидений. В Аркашоне молодая художница теснее и ближе познакомилась с Дали и его музой. Годы спустя она напишет, что находилась под несравненным обаянием обоих. Каталонец в ее глазах обладал неиссякаемым шармом, всегда изумляя своими крайне неожиданными мнениями. И если она в чем-то его упрекает, то только в несколько нарочитой сосредоточенности на собственной персоне. О Гале она пишет: «Очень живая, умная, осведомленная, но не умствующая, практичная, быстрая, всегда готовая рассмеяться». И прибавляет: «Ее крепко сжатый с тонкими губами рот широко раскрывался, когда она насмешливо хохотала или, что бывало реже, смеялась от радости». Леонор несколько шокирована практичностью Галы, та, например, взяла к себе крошечного кролика, растила его, баловала, кормила, а потом собственными руками прирезала и подала на обед. Главным достоинством Галы Леонор Фини считает умение наладить каждодневную жизнь, к чему сам Дали был совершенно не способен. Художник нуждается в помощи жены каждую секунду, она вникает во все его житейские потребности, вплоть до мельчайших, и даже участвует в работе, помогая выбирать краски, анализируя и комментируя каждый мазок кисти. Когда Гала уехала на несколько дней — ей надо было договориться о рамах для картин с фирмой «Тайор и сыновья», располагавшейся на улице Шерш-Миди в Париже, — Дали совершенно растерялся. Как только поезд увез Галу, художник погрузился в немоту и смятение, несказанно поразив Леонор Фини своим состоянием. Он стоял на платформе, бессильно опустив руки, провожая взглядом поезд Арка-шон—Париж, и не сдвинулся с места до тех пор, пока последний вагон не растаял вдали. В отсутствие русской, Леонор Фини взяла над Дали шефство. Каждый вечер она приглашала его поужинать, а потом провожала до виллы «Фламберж» и удостоверялась, что он хорошенько запер за собой дверь на два оборота.

Как разнообразна и радостна жизнь в Аркашоне! Нужно только поменьше читать газеты и слушать радио, которые всякий день сообщают дурные новости, и побольше гулять в компании друзей по песку вдоль моря, читая стихи Лорки, или лежать в шезлонгах, греясь на солнышке. Самые отрадные часы — это обеды в окрестных ресторанчиках, где очень вкусно кормят, — в «Шато Тромпетт» или «Шапон Фин», где Гала и Дали с друзьями наслаждаются рагу из зайчатины, уткой с апельсинами, гусиным паштетом с виноградом. Все остальное время художник посвящает работе, отстранившись от войны, которую считает бесполезной и смехотворной. Где сравниться расколотому на части миру, который перекраивает война, с драгоценной близостью Галы, чье «усердие не ослабевает ни на секунду»?

Художник и его муза охотно провели бы в Аркашоне вечность, если бы одним летним утром 1940 года в дверь виллы «Фламберж» не постучался вестник — вести, которые он принес, были дурными. Жан-Мишель Франк, художник-декоратор, занимавшийся домом де Ноайей на площади Америк, сообщил, что немцы грозят расстрелом всем жителям этого района. Сальвадор Дали впал в панику, близкую к безумию, он умоляет Галу немедленно увезти его. Вещи пусть приедут следом. Супруги переезжают через мост Энде, который спустя два дня будет перекрыт немцами, и расстаются. Гала отправляется в Лиссабон, с тем чтобы организовать переезд в Соединенные Штаты, Дали уезжает в Испанию, где намеревается получить визу.

Прежде чем отправиться в Мадрид, каталонец не может не навестить Каталонию, он не был там с 1936 года, иными словами, после гражданской войны. Приехав в родные места, Дали может только горевать о том ущербе, который нанесло краю братоубийственное противостояние, завершившееся в марте 1939 года, оставив после себя руины. С тяжелым сердцем Дали едет через опустевшие деревни, добирается к ночи до Кадакеса и стучится в дверь родительского дома. Встреча с родными трогает его до глубины души, особенно он растроган встречей с отцом — они помирились пять лет назад благодаря вмешательству дядюшки Рафаэля. Тогда, пять лет назад, отец и сын, прожив не один год в ссоре, разговаривали чуть ли не сутки и в конце концов упали со слезами на глазах друг к другу в объятия.

Теперь вся семья — Ана Мария, дон Сальвадор Дали и его жена Тьета долго смотрели на стоящего у дверей — он казался им призраком. Опомнившись от удивления, порадовавшись встрече, Сальвадор Дали отправился осматривать дом своего детства и с радостью убедился, что за исключением разбитого бомбой балкона и нескольких трещин в стенах все осталось в целости и сохранности. Когда он вошел к себе в комнату, где все так и стояло на своих местах, у него закружилась голова — только в эту минуту он до конца осознал, что его друг Лорка расстрелян, что его юную сестру пытали, и причиной этому то, чему он никогда не придавал никакого значения.

Это была одна из последних встреч отца с сыном, дон Сальвадор Дали умрет 21 сентября 1950 года. Получив грустное известие, Дали тут же оставит Париж и отправится прощаться с отцом — человеком, которым он «больше всего восхищался, которому больше всего подражал и которому причинил больше всего страданий».

В 1949 году между художником и его семьей вновь возникнет причина для разногласий, и он снова отдалится от семьи. Причиной станет появление книги «Сальвадор Дали глазами своей сестры», которую написала Ана Мария и предварил несколькими словами их отец: «Я избавил бы себя от множества огорчений, если бы мог предугадать, что на склоне дней прочитаю эту книгу, которая так правдиво излагает историю нашей семьи. Мне иногда кажется, что рукой моей дочери водила рука моей дорогой покойной жены. Да, так оно и было, иначе откуда бы на душе у меня такой покой».

Сальвадор Дали выражает бурное возмущение: он не узнает себя — или узнает слишком хорошо? — в том послушном мальчике, что живет себе день за днем спокойно и отрадно, — именно так описала их детство в родительском доме сестра. Она выставила на всеобщее обозрение его подлинную натуру, и эта натура куда более ординарна, чем тот полусумасшедший, которого столькими усилиями и с таким талантом изваял сам Дали. «Ему всегда была присуща небольшая доля экстравагантности, в которой можно было скорее видеть непосредственность, чувство юмора и желание поделиться с каждым своими неожиданными и глубокими мыслями, но он совершенно изменился, как только стал общаться с сюрреалистами из Парижа, он перестал быть искренним, стал агрессивным и деспотичным», — писала Ана Мария. Связь между сестрой и братом оборвалась. Окончательно они расстанутся после смерти отца, когда будет прочитано его завещание. Дон Сальвадор Дали оставил сыну в наследство двадцать две тысячи песет и часть картин, которые украшали дома в Фигерасе и в Кадакесе. Дело было в том, что сын и был автором большинства этих картин, это были произведения юного Дали, которые он писал в родительском доме после того, как его отчислили из Школы изящных искусств в Мадриде. Дали счел неслыханной несправедливостью, что Ана Мария не отдала ему всех его картин, и вычеркнул сестру из своей жизни. В 1989 году после смерти Дали, которого она до поры до времени обожала, Ана Мария узнает, что брат исключил ее из числа наследников.

Ранним утром, так и не сумев заснуть, Сальвадор Дали отплывает на лодке из Кадакеса в Порт-Льигат. Как перенесет Гала известие, что их «баррака», скромный домик, в который они когда-то вложили все свои деньги, стоит без окон и без дверей, что оттуда вынесли все — и мебель, и посуду? Бывший домишко рыбаков вновь превращен в руину. Дали напишет жене: «На всех стенах надписи — каждый соперничающий вооруженный отряд с яростью утверждает свою уверенность в победе. Будто в главном штабе можно по надписям следить за продвижением войны. Анархистов теснят коммунисты, затем возвращаются троцкисты, республиканцы, сепаратисты, франкисты и завершает все «Arriba España», которая перекрывает все надписи». Дали уже собрался уезжать из Порт-Льигата, когда вдруг повстречал Лидию, покровительницу и защитницу пары Дали—Гала. Она ссохлась и физически, и душевно, но по-прежнему обращала миру свою улыбку, правда совершенно беззубую и нерадостную, больше похожую на гримасу. «Как меня все любили! Такое время! Когда смерть на пороге, видно, чего душа твоя стоит», — сказала она Дали.

Художник с сожалением распрощался со своей старой знакомой и поспешил в Мадрид. Получив в Мадриде визу, Дали едет в Лиссабон, там, в гостинице «Метрополь», обветшалом дворце, его дожидается Гала. 8 августа 1940 года Гала и Дали вместе с Мэном Рэем, Рене Клером и его женой садятся на пакетбот «Экскамбьон», компании «Американ экспорт лайнз», который спустя две недели плавания бросит якорь в Хобокене (порт в Нью-Йорке). Застыв на палубе, пассажиры смотрят, как удаляется от них старушка Европа, на душе у них и печально и... радостно — они не могут не испытывать удовлетворения от того, что несчастный континент, который методично изничтожает война, исчезает из их глаз. Дали в свойственной ему манере замечает: «Еще час среди всех этих несчастий, и у меня был бы выкидыш!» Он нервно прижимается к жене: «К счастью, со мной рядом моя Гала, ее глаза, тело, мощь».

Гала и Дали не приезжали в Нью-Йорк с 1939 года, памятного скандалом вокруг Дали, в котором приняла участие вся мировая пресса. Дело было в следующем: фирма «Бенуит-Теллер» заказала Дали оформление витрин одного из своих магазинов на Пятой авеню, которые тот оформил в виде сюрреалистического диптиха на тему «День» и «Ночь». «День» представлял собой иллюстрацию к мифу о Нарциссе — в центре стояла ванна, в которой среди плавающих нарциссов виднелся старый восковой манекен устрашающего вида, весь в паутине, с трупными пятнами и красно-рыжими волосами. Стены вокруг ванной сверкали осколками стекла. Во второй витрине манекен, символизирующий «Ночь», возлежал на горящих углях, прикрытый шелковой обугленной простыней, на кровати под балдахином. Рядом с кроватью стоял второй манекен с уродливой бычьей головой, увешанный драгоценностями, и держал в зубах окровавленного голубя.

Всю ночь Гала и Дали трудились без устали, устанавливая в витринах экспозицию, и только к утру отправились отдыхать к себе, в гостиницу «Сент-Мориц». Часов в пять вечера они вышли прогуляться по Пятой авеню, любопытствуя узнать, какова реакция прохожих на экстравагантные композиции. Подойдя к витринам, художник тут же заметил, что руководство внесло кое-какие изменения — обветшавший страшный манекен был заменен совершенно новым, традиционным. Гала, не забыв о скандале из-за ее шляпы с трупиком младенца на «Балу галлюцинаций», не хотела нового скандала и всеми силами постаралась умерить ярость супруга. Ни минуты не медля, она связалась с самим Бенуит-Теллером и вступила с ним в переговоры, потребовав вернуть экспозиции первоначальный вид. В случае отказа имя Дали должно было исчезнуть с витрины. Однако Дали, не дожидаясь окончания переговоров, проник в витрину «Дня», перед которой уже собралась огромная толпа, мешая уличному движению. Ярость придала ему сил, он рывком опрокинул ванную и нечаянно разбил витринное стекло, осколки брызнули во все стороны. Но — чудо из чудес — ни один человек не был ранен. Подоспела полиция, и Дали увезли в отделение. В очень скором времени туда же пригласили Галу, Эдуарда Джеймса и Джулиана Леви, с тем чтобы они разъяснили ситуацию. Господин Уитенберг, адвокат Джеймса, ознакомил художника с правами, какие предоставляет ему закон: он может остаться в тюрьме до суда или же внести залог и выйти на свободу. Дали предпочел заключение. Той же ночью представители городского управления, едва скрывая улыбки, вручили художнику квитанцию для оплаты разбитой витрины и отпустили его на свободу, признав, что у каждой творческой личности есть неотъемлемое право защищать собственное творение. Скандал, которого Гала всеми силами хотела избежать, стал известен во всем мире, на этот раз пресса была единодушно на стороне художника. Отрицательно отозвался о произошедшем один Бретон, что тоже никого не удивило, он в очередной раз удовлетворил свою далифобию, возмутившись рекламной шумихой, поднятой газетами вокруг столь ничтожного происшествия.

Новый скандал сыграл положительную роль в отношении общественности к художнику. Когда пять дней спустя в галерее Джулиана Леви открылась выставка Дали, его чествовали как народного героя, перед его картинами толпился народ, цены на них росли с каждой минутой. На протяжении двух недель двадцать одна картина была продана за общую сумму в двадцать пять тысяч долларов. Дожидались покупателей только «Загадка Гитлера» (тысяча семьсот долларов) и «Вечная загадка» (три тысячи долларов). Газета «Лайф» не без оснований заметила, что Сальвадор Дали — самый богатый художник своего поколения.

Заказы посыпались со всех сторон. Дали предложили оформить один из павильонов Международной ярмарки в Нью-Йорке, предложив тему «Сон Венеры». Однако знакомая история повторилась: Дали изобразил Венеру Боттичелли с рыбьей головой, вернувшись к своей давней и излюбленной теме съедобной эротики и эротического питания, но в последнюю минуту работу Дали забраковали. Устав быть жертвой нападок цензуры, Дали хватается за перо и создает «Декларацию прав человека на безумие и прав фантазии на независимость», обратившись не без яда к своим американским коллегам со следующим призывом: «Художники и поэты Америки! Если вы хотите приникнуть к священному источнику вашей мифологии и личного вдохновения, пришло время объединиться в историческом лоне вашей Фила-Дельфии и зазвонить в символический колокол вашего независимого воображения, схватиться одной рукой за громоотвод Бенжамена Франклина, а другой за зонт Лотреамона и отразить бурю обскурантизма, которая грозит вашей стране!»

Приплыв в августе 1940 года в Нью-Йорк, Дали и Гала там не задерживаются. Уже 29 августа они, как и было предусмотрено, приехали в Хэмптон-Менор, имение Карес Кросби в Виргинии, где уже гостят Анаис Нин и Генри Миллер, который завершает свой роман «Тропик козерога». Молодая писательница описала в своем дневнике появление на сцене художника и его музы: «Оба маленького роста, они уселись рядышком. Она несколько поблекшая, в приглушенных тонах, а его будто нарисовал углем ребенок, в общем, ничего примечательного... кроме разве что усов непомерной длины. Они то и дело поворачиваются друг к другу, словно ища поддержки и ободрения, в них нет ни открытости, ни доверчивости, они скованны и им не по себе». С первого взгляда Анаис и Гала объявили друг другу войну. Анаис будет неустанно превозносить свое «безумное сродство» с художником, разговаривать с ним по-каталонски и высказывать по его просьбе свои суждения о картинах, над которыми он работает.

Гости Карес Кросби очень быстро теряют в глазах окружающих все присущее им обаяние, потому что ужиться с тандемом Дали—Гала нелегко. Осмотревшись, а на это не потребовалось много времени, тандем подчиняет жизнь в доме собственному ритму, желаниям и требованиям. Распорядком дня в Хэмптон-Меноре правит не добрая воля живущих в нем, а диктат художника, поскольку режим его весьма жесток. Дали поднимается на рассвете и принимается за работу, в доме на всех этажах должна царить абсолютная тишина. Завтрак должен быть подан ему в строго определенное время. После партии в шахматы с Галой, которую Дали неизменно проигрывает, он вновь требует, чтобы окружающие перешли на шепот и ходили на цыпочках, так как гений нуждается в отдыхе. Во второй половине дня Дали вновь возвращается к своим мольбертам, на которых у него стоят «Растекающийся автопортрет с жареным беконом», «Вечерний паук, надежда» и «Воскрешение плоти». После ужина он снова работает, но уже над первым томом своей автобиографии, которую назовет «Тайная жизнь Сальвадора Дали». Женщины помогают ему без устали: Гала правит написанное, Карес Кросби, сидя на полу, перепечатывает рукопись на «ремингтоне». В июле 1941 года Дали в Хэмптон-Меноре закончит свою автобиографию, сообщив в эпилоге: «Хочу я немного: любить жену, свою Галу, и — стареть. А это трудно, хотя неизбежно и мало кому желанно». Далее он прибавляет, что хотел бы жениться на своей жене много раз и мечтает произнести брачные обеты перед лицом католического священника. «Тайная жизнь Сальвадора Дали» была переведена на английский язык французом норвежского происхождения Гаконом Шевалье и вышла в 1942 году в Соединенных Штатах в издательстве «Дайал-пресс», а десять лет спустя — во Франции, в издательстве «Табль ронд», в переводе Мишеля Деона. Книга имела огромный коммерческий успех, но критики ее осудили, упрекая автора за чересчур идиллическое повествование о своей жизни — на протяжении многих страниц Дали не устает прославлять себя и мифологизировать Галу. У автобиографического жанра есть свои особенности: отсутствие объективности и искусство умолчаний. Луис Бунюэль не узнал себя в портрете, нарисованном Дали, и, объявив, что его друг постоянно выворачивает все в свою пользу, окончательно прерывает с ним отношения.

В жизни Дали требователен, и Гала неуклонно следит за его комфортом, требуя от всех окружающих того же служения. Как только Дали высказывает пожелание, чтобы в прессе появились репортажи о его пребывании в Виргинии, Карес Кросби берет на себя роль пресс-атташе и приглашает к себе журналистов, в том числе и репортера из «Лайфа». Когда приглашенный специальный корреспондент прибывает в имение Кросби, он видит пианино, водруженное на дерево, а в библиотеке встречается с живой коровой, красноречиво свидетельствующей о пребывании здесь художника-сюрреалиста и его неистощимой фантазии. Дали объясняет корреспонденту, что корова неизменно присутствует, когда он пьет чай и во время его работы, способствуя творчеству, точно так же, как Гала, которая непременно читает ему вслух.

Анаис Нин отсутствовала несколько месяцев и, приехав вновь, записала, что атмосфера в Хэмптон-Меноре стала еще более жесткой. Дали и Гала теперь целиком и полностью руководили жизнью обитателей имения. В доме говорили по-французски, библиотека была превращена в мастерскую Дали, и, когда хозяин мастерской высказывал какое-нибудь пожелание, слуга по распоряжению «мадам Дали» немедленно отправлялся в один из окрестных магазинчиков. Если вдруг Дали приходило в голову писать на пленэре, маленький двор набоба брался за его переселение, заботясь, чтобы господин ни в чем не почувствовал недостатка. Надо сказать, что Дали покидал дом лишь в исключительных случаях, трава и газон представляли для него ужасающую опасность из-за его патологической боязни кузнечиков. Но однажды Гала излечит его и от этой фобии: «Гала обладала упорством Моисея и избавила меня от десяти казней Египетских, включая и казнь кузнечиками». Генри Миллер тайком делится своим недовольством с Анаис, а сама Анаис записывает в дневнике: «Мадам Дали никогда не повышает голос, не старается понравиться или очаровать. С неколебимым спокойствием она внушает всем одну-единственную мысль: все мы тут только для того, чтобы служить великому Дали, чей авторитет непререкаем».

Пребывание Дали и Галы в Хэмптон-Меноре длилось бы и длилось, если бы не вмешательство Селберта Янга, мужа Карес Кросби, с которым она как раз разводилась. Однажды ночью Янг прискакал в имение на лошади, и, стреляя из пистолета в воздух, стал галопировать перед окнами дома. Вполне возможно, он был пьян. Войдя в дом, он зажег повсюду свет и принялся открывать одну за другой двери во все комнаты, очевидно надеясь обнаружить где-нибудь веселящихся, но не обнаружил. Мирный сон хозяйки и ее гостей Янга не успокоил, он поднял Дали с постели и пригрозил, что разорвет в клочки все его картины, если тот немедленно не уберется. Не дожидаясь исполнения обещаний, супруги собрали чемоданы.

Гала и Дали вернутся в Хэмптон-Менор через несколько месяцев и останутся там до вернисажа, который состоится 22 апреля 1941 года в галерее Джулиана Леви. На пригласительном билете художник-звезда пообещает любителям и коллекционерам «новую сенсацию: возрождение классической живописи». За этой выставкой Дали последует другая и принесет ему известность во всех уголках Соединенных Штатов. Ее организует Джеймс Тролл Соби в Музее современного искусства в Нью-Йорке, пригласив Миро и Дали устроить ретроспективный показ своих работ. Откроется нью-йоркская выставка в ноябре 1941-го, имена Миро и Дали будут стоять на афише рядом. Дали выставит сорок три живописных полотна, в том числе впервые картину «Сновидение», растекающийся портрет Луиса Бунюэля, и семнадцать рисунков. Выставка будет пользоваться таким успехом, что многие музеи Америки захотят увидеть ее в своих стенах. На протяжении двух лет выставка будет путешествовать по самым крупным городам Соединенных Штатов, побывав в Лос-Анджелесе, Чикаго, Кливленде, Палм-Биче, Сан-Франциско, Цинциннати, Питтсбурге и Санта-Барбаре. Неоспоримое свидетельство признания Дали.

Дали объявил о переломе в своем искусстве, и обе выставки подтвердили, что перелом произошел. Дали пришел к выводу, что сюрреализм — пройденный этап, и надеется спасти современное искусство, обратившись к классике. Мысль о классике, о возвращении к традиции осенила его, когда он в ужасе от бесчинств, творимых гражданской войной в его родной Испании, остался один в Тре-Крочи. Проведя несколько дней и ночей в состоянии мучительной депрессии, Дали вдруг осознал истинный смысл отсутствия Галы: она подвигала его пересмотреть основы собственного бытия. «Она показала, что главное для меня обрести путь великой традиции, превратить мое творчество в классическую архитектуру». В конце 30-х годов Дали вместе с Галой и Эдуардом Джеймсом несколько раз ездил в Италию, где подпал под очарование произведений эпохи Ренессанса — периода, который он проглядел, учась в Школе изящных искусств. Дали был заворожен творениями Рафаэля, Пьеро делла Франчески и Леонардо да Винчи, он нащупывает для себя новый путь, оставив игры с подсознанием ради сознания. Критики тут же зададутся вопросом, не является ли новое направление в творчестве Дали попыткой скрыть кризис, связанный с тем, что художник оторвался от почвы родной Каталонии и слишком долго живет в стране, которая осталась для него чуждой и нелюбимой, стране, где «фрукты безвкусны, женщины распутны, а мужчины бесчестны», как напишет Дали в своем первом романе «Скрытые лица». Роман был создан за несколько месяцев, которые Дали прожил в доме маркиза де Куэваса в Нью-Хэмпшире и вышел в Соединенных Штатах в 1944 году.

Известность Дали упрочилась. Однако продавать картины становилось с каждым днем все труднее: шла война и спроса на произведения искусства практически не было. Дали зарабатывал деньги, работая на заказ. Платить могли только богатые американцы, он писал портреты представителей высшего света Америки. В апреле 1943 года портреты будут выставлены в галерее Кнёдлера, выставка пройдет под названием «Значительные личности Америки». Обусловленная экономическим кризисом деятельность Дали укрепит недоброжелательность к нему других художников-сюрреалистов, которые также были вынуждены эмигрировать в Америку. Андре Бретон, Макс Эрнст, Марсель Дюшан и Ив Танги делают все возможное, чтобы занять хоть какое-то место в художественной жизни Америки, где Дали вот уже много лет воплощает движение сюрреалистов. Для Андре Бретона каталонец по-прежнему остается врагом, которого нужно победить любыми средствами, и он продолжает публиковать против него одну за другой обличительные декларации. Без большого успеха. Безмерная гордыня его соперника и предполагаемая безмерная страсть его жены к деньгам подвигнут Бретона в 1942 году на следующую оценку деятельности художника: все заглушает скрип его лакированных штиблетов. Он сделает анаграмму из имени художника и назовет его Avida Dollars (Деньголюб). Вот что он напишет семь лет спустя в своей «Антологии черного юмора»: «Само собой разумеется, что данная статья относится к раннему Дали, который к 1935 году исчез, уступив место совершенно другому человеку, известному под именем Авида Долларс, светскому портретисту, приверженцу католической веры и идеалам эпохи Возрождения, что вызывает поощрения и похвалы Папы Римского». Но уязвить Дали Бретону не удалось, тот с легкостью признает справедливость по отношению к себе имени Авида Долларс, присваивает его себе и спокойно им пользуется: «Нельзя сказать, что это имя было находкой великого поэта, но по отношению ко мне должен признать — оно как нельзя лучше соответствовало моим тогдашним устремлениям. (...) Анаграмма стала для меня талисманом и принесла мне быстрый, ласковый и постоянный дождь долларов». В области финансов ни у Дали, ни у Галы не было ни малейшего притворства. Они рано поняли, что богатство представляет собой силу и, если не хочешь зависеть от денег, нужно самому их иметь. Они твердо усвоили эту философию и сумели воплотить ее в жизнь.

Пока Андре Бретон тратил время и энергию на изобретение острых словечек, Гала дюжинами заключала контракты, а Дали палил из всех пушек, стараясь, чтобы контрактов было как можно больше. Наряду с живописными полотнами, он создает ювелирные украшения — «Око времени» (1949) — голубой глаз, оправленный в бриллианты и рубины; «Карминно-красные губы» (1950) — рот, сделанный из рубинов, жемчуга и золота, сотрудничает с журналами «Вог» и «Харпере базар», а вскоре займется балетом и кино.

Дали полюбит работать для сцены, театральное действо как нельзя лучше соответствует его пониманию искусства. В 1939 году он познакомился с Джорджем Куэвасом, американцем чилийского происхождения, купившим в Италии титул маркиза. Гомосексуалист, не скрывающий своих пристрастий, Куэвас женился на дочери Джона Д. Рокфеллера и получил несметное приданое, которое позволило ему финансировать среди прочего и Русские балеты. Маркиз дал Дали шанс на успех в театральной области, предложив в 1939 году написать декорации для «Вакханалии» — балета на музыку Вагнера с хореографией Леонида Федоровича Мясина и костюмами Коко Шанель. Главный герой балета Людвиг II Баварский убивал дракона мечом Лоэнгрина. Балет поставили в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, премьера состоялась в ноябре. Дали задумал использовать в оформлении миф о Леде и лебеде. Артисты появлялись на сцене из груди огромного лебедя с распростертыми крыльями. Два года спустя, в октябре 1941-го, имя Дали вновь появляется на афише «Метрополитен-опера»: по просьбе того же Куэваса художник оформляет балет «Лабиринт» на музыкальные темы Седьмой симфонии Шуберта. На этот раз он пишет декорации, делает костюмы и даже либретто, оставив Леониду Федоровичу Мясину только хореографию. И вновь Дали черпает вдохновение в мифологии, на этот раз он обращается к мифу об Ариадне и Тезее, истории о царской дочери, которая помогает своему возлюбленному убить страшное чудовище Минотавра.

На протяжении всех военных лет Дали будет оформлять различные театральные постановки и спектакли. Он напишет декорации к спектаклю «Кафе Чинитас»

(1943), сопровождаемому испанской народной музыкой, собранной и аранжированной Федерико Гарсиа Лоркой, к спектаклю «Сентиментальный разговор» (1944), вдохновленному стихами Верлена, к «Тристану Безумному»

(1944), повествующему о вечной любви, к «Саломее» Рихарда Штрауса, которую поставил Питер Брук (1949), к пьесе Шекспира «Как вам это понравится» в постановке Лукино Висконти, к «Треуголке» на музыку Мануэля де Фальи. В последнем спектакле Дали был автором только занавеса. Зато он был автором «Балета Гала», поставленного Морисом Бежаром, с его же хореографией, чувственной, драматичной, классической и вместе с тем современной. Премьера этого балета по либретто Дали, с его декорациями и костюмами состоялась в Венеции 22 августа 1961-го. Критика отозвалась о балете неоднозначно. Приехав в Венецию, Дали в костюме гондольера с фригийским колпаком на голове приветствовал толпу с балкона театра «Ла Фениче». В расчете на фоторепортеров он прилюдно уселся писать картину, потом проткнул полотно кистью и выпустил оттуда стаю голубей, после чего просунул в дыру голову, одевшись в собственное полотно.

Зато фантастические символы Дали были с восторгом встречены французской публикой. Под музыку Скарлатти по темной сцене разъезжал человек в инвалидной коляске с фонариком. Сцена мало-помалу заполнилась хромыми на костылях, потом калеки отбросили костыли и вооружились металлическими рамками, которые стали опускать в бочки. Эти бочки парфюмер Герлен наполнил необычной жидкостью — мыльные пузыри, полетевшие в воздух, имели форму разных геометрических фигур. На фоне молочного каскада появилась Людмила Черина — олицетворение богини плодородия, в черно-белом одеянии с грудями телесного цвета. В конце представления, усевшись на глаз, Черина возносилась на небеса под гром аплодисментов.

Наряду с работой в театре Дали вновь занялся кино, которое оставил на долгое время после болезненного и неудачного опыта с фильмом «Золотой век».

В январе 1937 года Дали и Гала отправились на Западное побережье Соединенных Штатов, надеясь познакомиться в Голливуде с ведущими кинозвездами, в частности с Гретой Гарбо и Бетт Дэвис. В этом же году семейная пара обедает с Харпо Марксом и завязывает с ним дружбу. Дали считает фильмы братьев Маркс воистину сюрреалистическими. За год до этого он послал Харпо как нельзя более сюрреалистический новогодний подарок:

арфу с натянутой вместо струн колючей проволокой. Ответным подарком была фотография актера, где он держит арфу забинтованными руками. По просьбе братьев Маркс Дали делает серию рисунков — Харпо в костюмах XVIII века, схожий с фигурами картины Ватто «Путешествие на остров Цитеры», и пишет сценарий «Жирафы верхом на салате», в котором актер должен был быть единственным исполнителем. Фильм по сценарию Дали никогда не был снят. Для братьев Маркс Дали напишет еще один сценарий «Сюрреалистическая женщина», который также останется только проектом.

Несколько лет спустя, в 1945 году, Сальвадор Дали будет работать с Альфредом Хичкоком над фильмом «Завороженный» («Дом доктора Эдвардса»), историей врача-психиатра Констанс Питерсон (Ингрид Бергман), страстно влюбленной в своего пациента, потерявшего память (Грегори Пек), который подозревает себя в совершении убийства. Констанс делает все возможное, чтобы уберечь возлюбленного от преследований полиции и помочь ему вспомнить, что все-таки было на самом деле. Дали должен был придумать и оформить сны героя, при чем таким образом, чтобы возникала иллюзия, что герой в самом деле может быть убийцей. На этот раз сотрудничество было успешным.

Зато сотрудничество с Уолтом Диснеем не сложилось. Дисней привлек Дали, собираясь снять полнометражный фильм на основе любовной песенки «Дестино». Мастер мультипликации задумал серию мультипликационных эпизодов со всевозможными спецэффектами. Сюжет: нежная любовь юной девы и Хроноса, бога времени, завершается появлением страшного чудовища, которое в конце концов растворяется в Мировом океане. Фантазию Дали не ограничивали, он должен был придумать спецэффекты на шесть минут. Получив полную свободу самовыражения, Дали использовал в эскизах весь репертуар сюрреалистических предметов и галлюцинаций. Контракт был подписан и эскизы переданы рисовальщику Джону Инчу, который должен был воплотить эскизы в мультипликацию. Дали отнесся к работе очень ответственно и каждый день являлся в студию. Однако спустя три месяца Уолт Дисней решил отказаться от этого фильма, сочтя, что он не сулит никакого коммерческого успеха. Несмотря на то что сотрудничество ничем не кончилось, Дали и Дисней остались друзьями.

Жизнь Галы и Дали в Соединенных Штатах вошла в налаженную колею. Начиная с 1941 года они стали делить год пополам, проводя зиму в Нью-Йорке, а лето в Калифорнии, в местечке Пэбл-Бич в графстве Монтерей, останавливаясь в гостинице «Дель Монте Лодж». В Нью-Йорке они жили в роскошном отеле «Сан-Регис» и вели светский образ жизни, проводя время в основном в обществе своих меценатов: маркиза де Куэваса, Артуро Лопеса-Уилшо, Карес Кросби и вновь появившихся друзей, готовых оказывать им финансовую поддержку, Элинор и Рейнольдса Морс и Елены Рубинштейн.

Бизнесмен Рейнольдс Морс, недавно женившись, поселился со своей женой Элинор в Кливленде, оба они страстно увлекались современным искусством. В их коллекции уже было несколько сюрреалистических полотен (Де Кирико, Танги, Магритт). В 1943-м они увидели картину Дали «Вечерний паук», выставленную в витрине галереи Кнёдлера, нового партнера художника, занимающегося продажей его произведений в Нью-Йорке, и загорелись желанием ее купить. Очень скоро они ее купили за шестьсот долларов. Узнав, что художник-каталонец обрел убежище в Соединенных Штатах, они приложили невероятные усилия, чтобы познакомиться с ним, и добились наконец согласия — им была назначена встреча в баре гостиницы «Сан-Регис». Вскоре Гала, убедившись в финансовой состоятельности молодой пары, американцев родом из Денвера, владеющих заводами, производящими формы для изделий из пластмассы в Огайо, берется за дело. Она предлагает Морсам покупать картины непосредственно у них, минуя галерею. Разумеется, они будут договариваться, но договариваться только с самой Галой. Несмотря на то что договариваться было непросто и отношения часто бывали напряженными, Морсы действительно покупают картины и становятся серьезными коллекционерами. Они собирают картины на протяжении сорока лет и в конце концов оказываются обладателями одного из самых значительных собраний Дали: девяносто три полотна и тысяча двести литографий. Их собрание ляжет в основу Музея Сальвадора Дали в Санкт-Петербурге в штате Флорида. Отношения между Морсами и Галой были отнюдь не безоблачны. И хотя известно, как жестка была Гала в деловых контактах, Морсы были не из тех, кем легко манипулировать. Они будут сами выбирать картины, которые им нравятся, не прислушиваясь к советам Галы, будут покупать картины других художников, не обращая внимания на бешенство, в которое приводили Гаду их «измены». С годами Гала узнает их лучше, научится ценить, и они станут очень близкими друзьями. С 1954 года их будут, в числе очень немногих, приглашать каждое лето в Порт-Льигат. Рейнольдс Морс расскажет, что как-то летом Гала в отсутствие Дали даже попыталась соблазнить его. Она увлекла его к себе в спальню под предлогом показа эротических рисунков мужа и там предложила пустячок — предаться сладострастию, от чего бизнесмен вежливо отказался.

Во время войны картины продавались из рук вон плохо, но Морсы избавили Дали и Гаду от многих финансовых забот. Немало поспособствовала этому и княгиня Арт-чайлд Гуриелли, которую все знали как Елену Рубинштейн. Не без содействия Коко Шанель она стала всемирно известной дивой — ее называли королевой косметики и Сарой Бернар красоты. Эгоцентричная до крайности, она постоянно заказывала свои портреты разным художникам, ее писали Павел Челищев, Рауль Дюфи, Мари Лорансен. В 1942 году она заказывает свой портрет Дали, и он над ним работает. Однако Елена Рубинштейн не одобрит тот образ, в котором задумал изобразить ее художник, ей не понравилась Андромеда, прикованная к скалам мыса Креус цепями, усеянными изумрудами. Между тем именно так представил ее себе художник с первой их встречи в Нью-Йорке. В тот день перед ним появилась очень подвижная энергичная женщина маленького роста, вся увешанная золотом и драгоценными камнями, которые сверкали, рассыпаясь огнями, при каждом ее движении. Впоследствии он заметит, что всякий раз на Елене новые драгоценности. Дали она показалась золотым слитком, и он был недалек от истины: маленькая еврейка из России своим успехом была целиком и полностью обязана самой себе, сумев создать целую империю, и стоила не одну сотню миллионов долларов.

У Елены Рубинштейн были квартиры в Лондоне, Париже, Грасе. Дали она позировала в своих апартаментах в Нью-Йорке. Ее квартира состояла из тридцати шести комнат на четырнадцатом этаже дома на Парк-авеню. Прихожая напоминала джунгли, в спальне стояла огромная кровать под балдахином из прозрачного стекла, гардеробы были набиты платьями, сумочками, туфлями, шубами из леопарда, соболей, норки... Характерные гардеробы, они всегда набиты до отказа у женщин, которые сильно бедствовали перед тем, как разбогатеть. Впрочем, она мало что носила, зато с удовлетворением оглядывала свои изобильные запасы. Охладела она и к своей прекрасной коллекции картин, которая насчитывала семь полотен Ренуара, два — Модильяни, одно Тулуз-Лотрека, гобелен Миро, несколько произведений Матисса, Хуана Гриса, Пикассо, Руо, Шагала, Брака. Радовала ее разница между той ценой, за которую была куплена картина, и той, за которую ее можно было со временем продать. И чем больше была разница, тем больше было радости.

Елена Рубинштейн забавляла Дали своими замашками богатой и капризной голливудской звезды, мужем-князем, который открывал рот лишь для того, чтобы выпустить колечко сигарного дыма, сыном, разыгрывающим проклятого поэта, секретаршей, которая не отходила от нее ни на шаг, но он смертельно скучал, слушая ее разговоры. И действительно, Елена могла часами говорить о своем богатстве, подводя итоги своим победам.

Кроме портрета, она заказала Дали три фрески для столовой, избавив его с женой на некоторое время от забот о деньгах.

В Нью-Йорке Дали и Гала вели светский образ жизни, зато в Пэбл-Бич жили очень уединенно. Пока Дали писал картины, рисовал или работал над рукописью, Гала разъезжала по побережью на «кадиллаке», совершая бесконечные прогулки. Долгие месяцы они жили вдвоем, наедине друг с другом, и кое-кто поговаривал, что они скучают. Эдуард Джеймс вновь попытался с ними сблизиться, но супруги удержали его на расстоянии. Инициативу в данном отношении проявила Гала, заявив, что Джеймс уже не так баснословно богат, как во времена их тесной дружбы. Весной 1943 года Джеймсу все-таки удается получить приглашение и провести неделю в отеле «Дель Монте». Его приезд небескорыстен: он обвиняет Галу в том, что она продавала за его спиной полотна Дали в то время, как он имел эксклюзивное право на покупку. Вопросы остаются без ответа, и Джеймс подает в суд на своего бывшего любовника и его жену.

Джеймса не приглашают на тот феерический праздник, который устраивают Дали и Гала в «Дель Монте Лодж» вместе с Хербом Кеном, владельцем отеля, с которым они подружились. Поначалу Хербу Кену льстило, что под его крышей обрели приют столь прославленные особы, однако, став жертвой безумных фантазий и столь же безумных притязаний этой супружеской четы на величие, он весьма скоро разочаровался. Но когда Дали и Гала сообщили ему, что собираются устроить у него в отеле прием в пользу артистов-беженцев, он согласился, сочтя идею не лишенной выгоды. Дали было наплевать на беженцев, главной целью для него было привлечь к себе внимание Голливуда и обеспечить для себя возможность там сотрудничать. Гала и Дали прекрасно понимали, какой резонанс вызовет их праздник, и заранее подсчитали дивиденды, которые он может принести.

Для осуществления замысла, названного художником «ночь в сюрреалистическом лесу», Дали составил столь же сюрреалистический список: «две тысячи сосен, пять тысяч мешков из джута, две тонны старых газет, двадцать четыре звериных головы, гигантская кровать, два грузовика лимонов, кукурузы и дынь, остов автомобиля, живые дикие животные, в том числе и маленький тигренок, и шестьсот пар обуви». Дали нарисовал план оформления праздника: в центре зала на гигантской кровати возлежит Гала с тигренком. Вдоль всей комнаты накрыт длинный стол, и через каждые четыре прибора стоят манекены со звериными головами. В остове машины, опрокинутом, словно после автокатастрофы, лежал манекен-труп. Посреди вечера две набальзамированные мумии-танцовщицы должны были появиться из обломков и станцевать танец смерти. После того как Херб Кен познакомился с планом бала, Гала разорвала набросок: хозяин гостиницы не должен владеть бесплатно тем, что может считаться произведением Дали.

Уразумев, что от него требуется, Херб Кен принялся задело. Он привез из Голливуда кровать, сделанную для фильма «Веселая вдова», на которой мог разместиться добрый десяток человек. Головы животных были взяты из реквизита фильма «Сон в летнюю ночь». Живых зверей привезли из зоологического сада Сан-Франциско. Успешную деятельность владельца гостиницы омрачила одна-единственная тень — он не смог достать жирафа и представить себе не мог, как сообщит об этом Дали.

Художник добился успеха, на который рассчитывал. О празднестве было объявлено по всей стране, и тысяча человек пожелала в нем участвовать. Однако гостиница могла вместить только шестьсот, и устроители были вынуждены посылать отказы. Повеселились на нем сливки американского общества: Вандербильд, Альфред Хичкок, Боб Хоуп, Бинг Кросби, Джинджер Роджерс, Кларк Гейбл и многие другие. Все были под впечатлением от декораций Дали и того костюма, в котором он появился, купив в антикварном магазине Сан-Франциско саван с черепами викторианской эпохи.

Вечер имел оглушительный успех, но выручка не покрыла расходов. Для Херба Кена этот праздник завершился оглушительным финансовым провалом.

Сальвадор Дали стал в Соединенных Штатах знаменитостью первой величины. Не без помощи скандалов и необычайных акций супружеская пара достигла тех вершин успеха, на какие, вполне возможно, и не рассчитывала. Несмотря на свои признания в нелюбви к Америке, Дали провел годы войны весьма плодотворно. Он сумел заставить американцев полюбить себя, и они не только предоставили ему убежище, но и одарили богатством, которое сделало художника и его жену независимыми. Контраст между тем, с чего начинала эта супружеская чета, и тем, чего она достигла, был разителен. Свидетельством тому впечатления князя Фосиньи-Лусенжа, который увиделся с супругами в Нью-Йорке в 1945 году, спустя пять военных лет, прошедших без вестей друг о друге. Как только князь прибыл в Нью-Йорк, он послал супругам телеграмму и получил приглашение на обед. Гала оказала князю ледяной прием, Дали более сердечный. Встреча не могла не потрясти князя — к нему приближалась карикатура на Дали: усы длиннее, чем когда-либо, шуба до пят из пантеры с норковым капюшоном, в руках трость (такая могла бы быть разве что у графа де Монтескью) с серебряной рукоятью в виде обнаженной женщины. Коко Шанель говорила, и не без оснований, что ради поддержания славы человек вынужден походить на сложившуюся о нем легенду. Художник выглядел столь нелепо, что Фосиньи-Лусенж испытал неловкость, оказавшись в его обществе. Однако он не мог не отдать себе отчета в том, что его нищий друг, ради которого он когда-то создал фонд «Зодиак», сделался поистине идолом американцев — его останавливали на каждом углу, приветствовали в самых крупных ресторанах города. Князь, правда, не знал, что в начале 1945 года Дали написал картину «Хлебная корзинка», которую поместил на обложке журнал «Зис Уик», выходящий тиражом в пятнадцать миллионов экземпляров, что и поспособствовало известности художника.

За обедом Дали рассказал князю о своих новых художественных поисках. Он был потрясен взрывом атомной бомбы 6 августа 1945 года, ласково названной «Малыш». «Атом сделался главным предметом моих размышлений. Пейзажи, нарисованные на протяжении этого времени, отражают ужас, который я испытал при известии об атомном взрыве». Дали пишет теперь в классической манере, у него начался новый творческий период. Он назовет этот период «атомным» или «ядерным» и будет интересоваться всеми отраслями науки, связанными с атомом. Мысль о том, что материя состоит из мельчайших частиц, завораживает его, а самое большое впечатление производит расщепление атомного ядра. Он создает цикл работ на «атомную» тему, его занимают процессы распада, разложения, расслоения. Первыми в цикле стали картины «Апофеоз Гомера», «Атомная меланхолия», «Три сфинкса в бикини». «Три сфинкса в бикини» символизируют американские ядерные испытания в Тихом океане. Художник изобразил ядерный взрыв на фоне пейзажа своего детства, в пейзаже вырисовывается три головы, одну из этих голов составляют два дерева.

Пребывание Галы и Дали в Америке подходит к концу. Супруги собираются вернуться в Европу. С ноября 1947 по январь 1948 года в галерее Бинью проходит выставка Дали, художник выставляет там свои самые последние работы, в числе которых и «Портрет Пикассо». В том же году выходит его книга «50 секретов магии», посвященная технике живописи, в ней Дали делится некоторыми своими приемами, в частности перечисляет пять типов кистей, которые соответствуют пяти типам движений руки. Эта книга — своеобразный итог изучения художником принципов работы старых мастеров, которых он открыл для себя в конце 30-х годов в Италии. Дали приходит к выводу, что основные средства живописной выразительности были изобретены художниками эпохи Возрождения. «Усвоив их трактаты, я научился писать почти так же хорошо, как Сурбаран», — сообщает он.

21 июля 1948 года после восьми лет отсутствия Дали и Гала высаживаются в Гавре, откуда сразу же едут в Порт-Льигат. «Мое солнце проникло в меня, я пропитался средиземноморским светом, — рассказывает Дали. — Огненной стрелой пронизала мое сознание непреложность моего общения с Богом, чьим лучшим творением я являюсь. Мое возвращение из Америки было освящено этим важным событием: после славы, денег, признания в самых снобистских кругах Бог явил мне Себя». Дали и Гала навещают и Фигерас, Сальвадор узнает, что Тьета умерла от рака, видит, что Ана Мария стала еще более желчной, а отец — как же он постарел! Галу новости о ее близких, которые время от времени доходили до нее в Америке, не трогают ни в малейшей степени. В 1945 году сестра Лидия сообщила ей телеграммой, что их мать Антонина умерла, пережив блокаду в Ленинграде вместе с братом Николаем. Гала не знала даже того, что мать болела. Элюар в том же 1945 году сообщил ей, что Сесиль ждет ребенка и снова собирается замуж. Гала, узнав, что вот-вот станет бабушкой, осталась совершенно равнодушной.

Вернувшись в Порт-Льигат, Дали и Гала поспешили купить еще одну «баракку», находящуюся рядом с первой, и приняли тележурналистов, которые сняли сюжет для новостей: он начинался с того, что двое в белом держат полотно с дырой, откуда появляются Дали и Гала. Во вновь обретенной Каталонии, всегда служившей для художника источником вдохновения, Дали пишет декорации к пьесе Шекспира «Как вам это понравится», которую ставит Лукино Висконти в Риме — премьера должна состояться осенью, делает первые наброски для «Саломеи» на музыку Рихарда Штрауса, в режиссуре Питера Брука, спектакль будет сыгран в ноябре 1949 года.

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.