«Мысленный театр» в повести А. Бретона «Безумная любовь»

Повесть «Безумная любовь» (L'Amour fou) была напечатана в 1937 г., за год до публикации книги «Театр и его двойник». Бретон начинает свой текст с описания загадочного «фантазма», который он видит как «мысленный театр» («théâtre mental»)¹. Он представляет собой сцену мюзик-холла: в грандиозном ревю стройно выступают то ли семь, то ли девять мужчин, одетых во фраки. Это — «носители ключей» от тайн. Затем эти «анонимные актеры» начинают переговариваться между собой на сцене, что, согласно замыслу Бретона, должно «цинично разоблачить все механизмы действия». Таким образом, точкой отсчета повествования является заведомо иллюзорный план, выраженный театральной тематикой.

Соскальзывание в другой план — к концу дня те же самые персонажи появляются на берегу моря — кажется поначалу более реальным, но это впечатление тут же развеивается благодаря нескольким деталям. Приступая к описанию «моря», Бретон вспоминает о психоанализе (вероятно потому, что по-французски слова «море» и «мать» звучат одинаково), а потом представляет странные действия персонажей, прогуливающихся по берегу моря гуськом, ни слова ни говоря, словно они совершают какой-то ритуал. Упоминание о ритуале продолжает театральную тему: начавшись в таком легкомысленном виде театра, как мюзик-холл, действие продолжается в таком серьезном и архаическом регистре, как ритуал.

Наконец, Бретон вносит в описание и литературного предшественника — пьесу А. Жарри «Альдернаблу», которая заканчивается так же, как и «фантазм Бретона», «в лесу треугольной формы, после сумерек».

Бретон называет свой «фантазм» идеальной пьесой, уже готовой для представления в том виде, в каком она была описана, а продолжение ее — «дело каприза». В определенной степени Бретон описывает здесь свои представления о театре, каким бы он хотел его видеть.

Идеальная пьеса «ментального театра» разворачивается в нескольких планах — на сцене театра, на природе (аналог реальности), которая облечена сакральным началом (ритуал), и в литературе. Действие заключается в разоблачении своего механизма. При этом тайна «фантазма» так и не была раскрыта, по крайней мере в начале повести.

Театральная метафорика во всем ее разнообразии служит Бретону моделью (ключом) для объяснения любви к Жаклине Ламба, которой посвящена автобиографическая повесть. Его «безумная любовь» возникла не во время реальной встречи с Жаклиной, она случилась раньше — в стихах, в других женщинах, в словесных играх и пр. При встрече Бретон внезапно почувствовал, что произошло чудесное и случайное совпадение с тем, что уже было в его жизни и творчестве. Разумеется, в последующем тексте повести можно найти развитие тем, заявленных в начале: образ мюзик-холла предвещает образ кафе-кабаре, где Бретон повстречал Жаклину, образ моря может быть ассоциирован с ее ролью ныряльщицы-ундины и т. п.

Театральная сцена, пусть даже речь идет не о реальном, а о «мысленном» театре, с совершенно очевидной отсылкой к психоанализу, является отправной точкой повествования, базой, на которой строится текст, задуманный, подобно повести «Надя», как распахнутый настежь. В этом контексте речь идет не о вечном театре с его ложной иллюзией, а об ином театре, иной сцене, оказывающихся предвестием, пусковым механизмом и ключом по отношению к реальным событиям, описанным в повести. Если искать аналогию с Арто, можно сказать, что театральное начало представляет собой как раз описание алхимического двойника того, что будет происходить в последующем повествовании в «Безумной любви».

Примечания

1. Здесь и далее мы цитируем по изданию: Breton A. Œuvres com plètes. P., 1992. T. 2. P. 676—677; Бретон A. Безумная любовь / Пер. Т. Балашовой. М., 2006.

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.