Шутовской суд и улица манекенов

Оба типа выступлений дадаистов, как мы увидели, — один «доморощенный», но быстро мифологизируемый, другой открыто движущийся к массовой известности, — несли на себе черты их стремления перевернуть или поставить под вопрос существующие ценности. Взглянув на два аналогичных мероприятия — одно протосюрреалистическое, другое сюрреалистическое целиком, — легко выявить ряд критических различий между сюрреализмом и дадаизмом. Первое раскрывает переход от дадаизма к сюрреализму, случившийся в Париже как часть mouvement flou («движения в тумане») 1921—1924 годов.

Тринадцатого мая 1921 года Андре Бретон и группа его союзников-дадаистов вместе с несколькими деятелями литературы и политики устроили причудливый «шутовской суд» на основании обвинения Бретона в отношении Мориса Барре, известного «правого» писателя, что тот был виновен в «преступлениях против безопасности разума». Глядя на фотографию этого мероприятия, мы можем видеть, какой степени абсурдности оно достигло. Сами дадаисты были разряжены как члены верховного суда, в то время как Барре — не снизошедший до участия в действе — представлялся куклой. Однако само мероприятие было хорошо поставлено и проходило очень сдержанно по форме, без спонтанных выходок предыдущих дадаистских выступлений, как вышеописанные номера в «Кабаре Вольтер».

С самого начала суд задумывался как «заявление позиции» Бретона и одновременно как фотоповод (стратегия, которую мы обсудим ниже). Лишь немногие заплатили, чтобы увидеть его, но акцент делался на участниках и их идеологической позиции. Обратим внимание, что участники были не просто дадаистами, но приглашенными «свидетелями». К их числу относились самые разные люди, от националистической писательницы Рашильд до Жоржа Пийо, коммуниста, защищавшего в суде политических преступников. Мероприятие проходило в помещении, где когда-то собиралось дискуссионное общество Club de Fabourg, появившееся во времена французской революции, куда приглашались выдающиеся члены общества для политических обсуждений перед судом, в значительной степени состоявшем из богемы. (Одна из встреч этого клуба спровоцировала штурм Бастилии.)

Бретон и его товарищи-«судьи» полагали, что Барре, которым когда-то особенно восхищался Арагон, предал приверженность индивидуальному сознанию, отмечавшую его работы 1880—1890-х. Сделав это, он капитулировал перед сдвигом французской политики «вправо» в ходе Первой мировой войны. Таким образом, Бретон использовал дадаистское мероприятие не для дезориентации публики, но, напротив, чтобы изучить слаженный комплекс идей, близких к зарождающейся озабоченности сюрреалистов правами воображения. Также мероприятие было упражнением в культурной политике. Хотя Тристан Тцара не принимал саму идею того, что дада может кого-то судить, Бретон продолжал движение в сторону объединенной программы авангарда, кульминацией которого стал упомянутый в первой главе «Парижский конгресс» и, в итоге, рождение сюрреализма.

6. Шутовской суд над Морисом Барре, фотография, 13 Мая 1921. Слева направо: Луи Арагон, неопознанная личность, Андре Бретон, Тристан Тцара, Филипп Супо, Теодор Френкель, кукла, изображающая Барре, Жорж Рибемон-Дессан, Бенжамин Пере и другие дадаисты

Если протосюрреалистский «шутовской суд» восходит к спонтанным выступлениям дадаистского «Кабаре Вольтер», то более позднее мероприятие, выставка уже сформировавшегося движения сюрреалистов, обнаруживает разительное отличие от Дада-ярмарки в Берлине. В общем и целом в ранние годы сюрреалистического движение их выставки были довольно обыкновенными, и только в 1930-х, по большей части для того, чтобы показать растущий интернационализм движения, они начали экспериментировать с оформлением выставок, как это делали дадаисты. Большая Международная выставка сюрреализма, проходившая в 1938 году в Галерее изящных искусств Вильденштейна в Париже, стала значимой поворотной точкой.

Бретон уговорил бывшего дадаиста Марселя Дюшана применить свой талант к оформлению этой выставки. По решению Дюшана, с потолка главного зала выставки, освещенного только горящей жаровней, должны угрожающе свисать 1200 пыльных угольных мешков, набитых газетами. Элементы экспозиции были трудноразличимы в темноте, поэтому на входе посетителям выдавались фонарики. Ночное выражение пространства было усилено двумя огромными кроватями в углах комнаты.

Выставка имела и другие запоминающиеся черты. Во дворе здания посетители могли заглянуть в «Дождливое такси» Сальвадора Дали, чтобы обнаружить там едва одетый женский манекен, покрытый улитками и посаженный на заднее сиденье под поток воды. Чтобы попасть на выставку, посетители вынуждены были пройти по «улице манекенов», имея возможность «выбрать» любой из шестнадцати фетишистски наряженных манекенов, изображающих «прохожих», которые явились из фантазий разных художников-сюрреалистов.

7. Международная выставка сюрреализма в Галерее изящных искусств, вид инсталляции, Париж, 1938 год. © Archives du Wildenstein Institute, Paris

Эти эффекты ощутимо отличаются от тех, которые использовали на своей ярмарке берлинские дадаисты. Обе группы стремились дезориентировать публику, но сюрреалисты очевидным образом думали о соблазнах подсознательных фантазий, в то время как дадаисты предпочитали производить впечатление чем-то материальным. Ночная обстановка главного зала на выставке 1938 года вызывала в памяти сновидения, в то время как «улица манекенов» стимулировала эротические грезы способами, чуждыми сатирическим методам дадаистов. Сюрреалисты, как и дадаисты, пользовались оформлением выставки, чтобы привлечь к себе внимание общественности, но их связь с миром моды значительно превосходила то, чем располагали их предшественники. Манекены, к примеру, были позаимствованы из ведущих домов моды, и не случайным было начавшееся годом раньше сотрудничество Сальвадора Дали с Эльзой Скьяпарелли в области дизайна одежды. В то время как дадаисты на своей ярмарке пародировали коммерцию, о сюрреалистах можно сказать, что они ею занимались. Заметим, что это было связано с принятым ими интернационализмом: две международные выставки сюрреалистов в 1935 и 1936 годах проходили в Праге и Лондоне, и, несомненно, по сравнению с ними берлинская Дада-ярмарка выглядела очень локальной. Но сюрреалисты рисковали «продаться» миру коммерции. Если «шутовской суд» 1921 года был демонстрацией идеологической строгости группы, то выставка 1938-го показала, как стремление к известности может поставить политику группы под угрозу. Мы вернемся к этому позже.

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.