Гала и сестры Цветаевы

Гала училась в гимназии Потоцкой, где и познакомилась с Асей Цветаевой, своей ровесницей, которая поступила туда с третьего класса. Марина же Цветаева в то время посещала гимназию Алферовой.

Учеба давалась Гала легко — в ее табеле были только пятерки и четверки. Особенно увлекалась она русской словесностью. У отчима была огромная библиотека, которую он тщательно собирал и которой гордился, и Гала пристрастилась к чтению. Если выдавалось свободное время, она предпочитала проводить его, полностью погрузившись в книгу. Читала она запоем.

Особенно любила романы Толстого и Достоевского. Чтение зачастую заменяло ей реальную жизнь, реальное общение с людьми. Она жила жизнью своих любимых героев, следовала за перипетиями их судеб, радовалась, ликовала, плакала и страдала вместе с ними.

Анастасия и Марина Цветаевы, 1905 г.

Ресницы Гала

«В полупустой классной комнате на парте сидит тоненькая длинноногая девочка в коротком платье. Узкое лицо, русая коса с завитком на конце.

Необычные глаза: карие, узкие, чуть по-китайски поставленные. Темные густые ресницы такой длины, что на них, как утверждали потом подруги, можно рядом положить две спички.

В лице упрямство и та степень застенчивости, которая делает движения резкими».

(Анастасия Цветаева. «Воспоминания»)

Атмосфера высокой романтики, наполнявшей дом Цветаевых в Трехпрудном переулке, куда она любила приходить в гости, пленяла ее. А Марина, писавшая такие удивительно прекрасные стихи, вызывала у нее восхищение, смешанное с обожанием. Комната Марины, через одну от Асиной, находилась на антресолях.

Характер Гала

«Один из самобытнейших характеров, мною встреченных. Взгляд ее узких, поглощающих глаз, движение волевого рта — и она была милее, нужнее всех, что глядели на меня с восхищением. Темы, все, были общие. Стихи, люди, начинающиеся в вихре рождавшегося вкуса — причуды. В ней, пожалуй, сильней моего некое оттолкновение; во взлете брови вдруг вспугивающий весь пыл застенчивости короткий взрыв смеха. ... Она хватала меня за руку, мы неслись».

(Анастасия Цветаева. «Воспоминания»)

Сидя с ногами на Маринином диване (Марина не любила кровати и всю жизнь спала на диванах), подруги лакомились душистыми вязкими ирисками, которые прилипали к языку и зубам, на ходу сочиняли разные смешные истории, рассказывали обо всем на свете, дарили друг другу кого-то из своего прошлого и беспрерывно смеялись. Гала отличалась необычайным чувством юмора — смех ее буквально захлестывал, как стихия. В такую же стихию смеха нередко погружались Марина и Ася Цветаевы. Но, как отмечала Анастасия, в Гала присутствовала несвойственная сестрам Цветаевым ланья пугливость, в которой было и интеллектуальное начало, выражаемое мгновенной судорогой смеха, который вскипал одним звуком.

Девочка в матроске

«Взлетали брови, все ее узенькое лицо вспыхивало, и, озираясь на кого-то, на что-то ее поразившее, отпугнувшее, она срывалась с места: не быть здесь. Так некая часть ее сущности была — в убегании, в ускальзывании от всего, что не нравилось. Не осуждая, не рассуждая, она, может быть еще не осознав, отвертывалась. Девочкой в матроске, с незаботливо заброшенной на плечи — пусть живет! — косой, кончавшейся упрямым витком. Быть занятой ее толщиной, холить? Стараться — над косами? Гордиться? Взлет бровей, короткое задыхание смеха».

(Анастасия Цветаева. «Воспоминания»)

Воскресные вечера в Марининой комнате, когда сгущались сумерки, были для подруг самым счастливым временем. Сестры рассказывали Гала о своем детстве в России, о годах и друзьях за границей. Детство Цветаевых прошло в Москве, в родительском доме в Трехпрудном переулке, летом — на даче в Тарусе, а потом — в Италии, Германии, Швейцарии. Их матери Марии Александровне необходимо было сменить климат и лечиться у европейских врачей: у нее обнаружили туберкулез... Марина, нежно любившая Гала, умную и талантливую, читала свои стихи, которые Гала слушала с восторгом и упоением, и Марина радовалась ее пониманию. Когда Гала восхитилась одним стихотворением Марины, та сказала ей: «Нравится? Я вам его, Галочка, посвящу». Это были стихи «Мама в саду», напечатанные в первом сборнике Марины «Вечерний альбом», увидевшем свет в 1910 году и получившем хвалебные отзывы в среде писателей и поэтов. Гала сразу распознала огромный талант в начинающей поэтессе — и не ошиблась: Марине Цветаевой был уготован путь великого русского поэта.

Вечерний альбом, первый сборник стихов Марины Цветаевой, 1910 г

Мама в саду

  Гале Дьяконовой

Мама стала на колени
Перед ним в траве.
Солнце пляшет на прическе,
На голубенькой матроске,
На кудрявой голове.
Только там, за домом, тени...

Маме хочется гвоздику
Крошке приколоть, —
Оттого она присела.
Руки белы, платье бело...
Льнут к ней травы вплоть.
— Пальцы только мнут гвоздику. —

Мальчик светлую головку
Опустил на грудь.
— «Не вертись, дружок, стой прямо!»
Что-то очень медлит мама!
Как бы улизнуть
Ищет маленький уловку.

Мама плачет. На колени
Ей упал цветок.
Солнце нежит взгляд и листья,
Золотит незримой кистью
Каждый лепесток.
— Только там, за домом, тени.

Марина Цветаева, 1909

В декабре 1911 года Ася Цветаева по примеру старшей сестры уехала со своим женихом Борисом Трухачевым в длительное заграничное путешествие. Тайное, разумеется. В разных поездах, чтобы родители ни о чем не догадались. Под предлогом лечения. На самом деле Ася была беременна. Варшава, Женева, Монако, Монте-Карло, Ницца... Чудесные европейские места. Наслаждение свободой, молодостью, любовью... Вдалеке от осуждавших их взрослых, делавших все, чтобы не дать Асе и Борису соединиться. А может, им было виднее? Они не думали о том, что ждет их впереди. Юные, праздные, беззаботные...

Весной на Французской Ривьере, куда Гала приехала из швейцарского санатория, состоялась неожиданная встреча гимназических подруг. Одна из них еще оставалась девчонкой, другая уже ждала ребенка и была одета как взрослая дама. «Был весенний день, — вспоминала Ася. — Мы обе страшно обрадовались! Галя была в матроске... выглядела длинным подростком. Движеньем наших насмешек над нарядами подруг в зиму тринадцатилетия в гимназии Потоцкой она тыкала смуглым длинным пальчиком в мою шляпу и в мое манто и, подымая густые брови над узкими карими китайскими глазами, давилась смехом. Я была ей "Аська", девчонка, играющая в "даму", и веселью не было конца!»

Марина Цветаева, 1911 г.

Подруги взахлеб вспоминали, перебивая друг друга, всякую всячину: Никитскую улицу, весну четыре года назад, косхалву, вербу, «тещин язык», и «Американского жителя», и те карамели, «прозрачные», без которых не проходили их московские встречи... Гала нужно было купить шляпу, и они с Асей отправились в магазин, где Гала приняли за Асину дочь! Они едва не упали от неудержимого приступа смеха. «Дочь» выбрала широкополую светлую шляпу с несколькими цветочными веточками, и подруги продолжили свой веселый путь меж пальм и садов...

Гала навсегда уехала из России в 1916 году. А жизнь Аси сложилась так, что она осталась одна с сыном Андрюшей в голодной послереволюционной Москве. Ее приютили... мать и отчим Гала в своей бывшей квартире в Трубниковском переулке, превращенной в коммуналку. Им удалось чудом отстоять кабинет Димитрия Ильича с колоннами, одну из комнат по коридору и маленькую комнатку. Шел 1921 год. Отопление не действовало, электричество не горело, но, к счастью, в комнатке Аси была печка. Но из сломанного окна, заткнутого бумагой, картоном, тряпками, сильно дуло, и Андрюша часто простужался. Сам Димитрий Ильич и Антонина Петровна лишь временами наезжали в Москву — они устроились работать под Москвой, в Марфино, где и обосновались. Они давно уже не были мужем и женой и сохраняли по отношению друг к другу лишь иронию...

«Нас навещает Антонина Петровна, мать Гали, постаревшая и худая, — вспоминала Анастасия Цветаева, — приносит Андрюше немножко хлеба, репку или морковки. Она рассказывает мне о Гале, ее муже, их вилле в Париже, об их дочке Сесиль (ей шесть лет) — темноглазая, круглолицая, с огромным бантом в темных волосах, с огромным мячиком или с гигантским плюшевым медведем; от фотографий веет щегольским аппаратом».

Казалось, что Гала и Ася никогда больше не увидят друг друга. Но судьба подарила им еще одну встречу, последнюю, в Париже в 1927 году. Ася выехала в Италию по приглашению Максима Горького, гостила у него в Сорренто, и ей представилась возможность побывать в Париже и увидеться с сестрой Мариной. Тоже в последний раз... Гала встретила подругу на одном из отдаленных парижских вокзалов. Они не виделись около двенадцати лет, но сразу узнали друг друга. Косы Гала сменились пушистыми подвитыми волосами, ширившими ее узкое лицо. Но голос и глаза остались прежними. Те же узкие, чуть китайские, с длиннейшими ресницами. Смеясь и задумываясь, Ася слушала рассказ Гала об их весьма необычайном браке с Полем Элюаром. Она рассказывала, что несколько лет назад муж неожиданно уехал без нее на Таити и она жила в Париже одна, а затем поехала к нему. Теперь они по-прежнему вместе. Их отношения сложные, но расставаться они не собирались — по словам Гала, они вросли друг в друга. (Всего через два года окажется, что это не так...)

«Я слушаю, смотрю вокруг — их комнаты похожи на музей: Элюар — страстный коллекционер редкостей, — вспоминала Цветаева. — Остались в памяти деревянные и каменные скульптуры: идолы, божки, статуэтка Будды да прозрачная, как хрусталь, лошадка. Я вживаюсь в эту незнакомую, через Галю уже близкую жизнь, которую я, так случайно встретив, правом двадцатилетней дружбы, завтра, может быть, навсегда покину, стараюсь понять новую, когда-то знакомую Галину жизнь. Элюар — через Галю уже родной: я о нем столько и так давно слышала, и он не может обмануть моих ожиданий».

Беседа Аси с Полем, показавшимся ей чем-то похожим на Маяковского, чей пронзительный взгляд был полон ума и печали, длилась без малого сутки. Ася вспомнила свой французский, который по мере течения беседы обретал свою прежнюю беглость. «Ваша страна в самом деле удивительна, — сказал ей Элюар. — Я никогда не мог с французскими женщинами говорить серьезно, свободно, с полным знанием, что понят. Так я говорю — из женщин — всего во второй раз в жизни. В первый раз это было с моей женой, Галей, во второй раз — с вами. И обе вы — русские!»

Эйфелева башня, Париж, 1920-е гг.

На прощание Гала нарвала подруге букет благоухающих роз из своего сада, за которым сама ухаживала, и сказала: «Мы тебя отвезем на вокзал на нашей "телеге"».

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.