Июнь

1-е

С неделю назад я открыл, что во всем, чем я занимался в течение всей своей жизни, включая и кино, я запаздывал лет примерно на двенадцать. Прошло уже одиннадцать лет, как у меня впервые возник замысел сделать фильм, всецело и полностью, стопроцентно гипердалианский. По моим прикидкам, фильм этот, вполне возможно, будет снят в будущем году.

Я собой являю полную противоположность героя басни Лафонтена «Пастух и волк»¹. Поскольку в своей жизни начиная уже с юности я осуществил столько поразительных вещей, то теперь происходит следующее: стоит мне что-то объявить — да хотя бы, к примеру, литургическую корриду, когда бесстрашные священники будут танцевать перед быком, которого после гонок за ними вертолет унесет в небеса, — и сразу же все, кроме меня, начинают верить в этот проект, и он — что самое удивительное — в конце концов когда-нибудь неизбежно доходит до реализации.

В двадцать семь лет я в сотрудничестве с Луисом Бунюэлем сделал два фильма, которые навсегда войдут в историю кино: «Андалузский пес» и «Золотой век»². После этого Бунюэль работал в одиночку, сняв множество фильмов и оказав мне тем самым бесценную услугу, так как публика смогла воочию увидеть, кому «Андалузский пес» и «Золотой век» обязаны всем, что в них есть гениального, а кому — всем примитивным.

Если я буду снимать фильм, я должен быть уверен, что он будет от начала до конца непрерывным чудом, потому что не стоит зазывать публику посмотреть зрелище, если оно не сенсационно. Чем многочисленней будет публика, тем большее состояние принесет фильм автору, столь справедливо прозванному «Avida Dollars», то есть «алчный до долларов». Но чтобы фильм показался зрителям чудесным, прежде всего необходимо, чтобы они смогли уверовать в чудеса, которые будут явлены им. И для этого есть единственный способ: прежде всего покончить с принятым в нынешнем кино отвратительным ритмом, условной и докучной риторикой движущейся камеры. Да как можно хотя бы на секунду поверить даже самой банальной мелодраме, если камера на операторской кран-тележке следует за убийцей повсюду, вплоть до туалета, куда он заходит, чтобы смыть с рук пятнающую их кровь. Вот почему Сальвадор Дали, прежде чем начать съемку своего фильма, позаботится о том, чтобы обеспечить полную неподвижность камеры, приколотить ее гвоздями к полу, как прибили Иисуса Христа к кресту. И если действие выйдет из кадра, ничего не попишешь! Встревоженным, раздраженным, обеспокоенным, затаившим дыхание, топающим ногами, охваченным восторгом или, наоборот, скучающим зрителям придется подождать, когда действие вернется в поле зрения кинокамеры. Впрочем, на это время для их развлечения можно будет пустить вереницу каких-нибудь красивых, но не имеющих никакого отношения к фильму образов перед недвижным, сверхстатичным, лишенным свободы перемещения оком далианской камеры, которая наконец-то обрела подлинную цель своего существования — стать рабыней моего чудотворного воображения.

Мой будущий фильм станет полной противоположностью экспериментальным авангардистским фильмам, а главное, тому, что нынче именуется «авторским кино»³ и означает всего-навсего рабскую покорность всем банальностям унылого современного искусства. Я расскажу подлинную историю женщины, страдающей паранойей и влюбленной в тачку, которая постепенно обретает все атрибуты ее любимого, чей труп перевозили на этой тачке. В конце концов тачка обретает плотскую форму, превратясь в живое существо. Потому мой фильм будет называться «Плотская тачка». И все зрители, не важно, утонченные или обычные, вынуждены будут разделить мой фетишистский психоз, потому что будет рассказана доподлинно правдивая история, причем снятая с такой достоверностью, какой не способен добиться ни один документалист. Невзирая на свой категорический реализм, фильм мой будет содержать и поистине чудесные сцены, и я не могу удержаться от соблазна поведать моим читателям о некоторых из них — с одной-единственной целью: чтобы у них уже заранее потекли слюнки. Зрители увидят пять белых лебедей, которые взорвутся один за другим, создав серию тщательнейше замедленных, развивающихся в соответствии с самыми строгими требованиями архангельской гармонии образов. Лебеди будут начинены настоящими плодами граната, предварительно заполненными взрывчаткой, так что можно будет увидеть во всех мельчайших подробностях, как разорвутся внутренности птиц и веером разлетятся зерна гранатов. Зерна столкнутся с облаком перьев, воссоздав представляющуюся, а вернее сказать, грезящуюся нам картину столкновения корпускул света, причем, если судить по моему опыту, зерна эти будут столь же реалистичны, как и изображенные на полотнах Мантеньи⁴, а перья будут столь же расплывчаты, как и творения, прославившие художника Эжена Карьера^*.

В моем фильме можно будет также увидеть сцену, представляющую фонтан Треви в Риме. Окна домов вокруг площади отворятся, и один за другим из них вывалятся шесть носорогов. И всякий раз, когда носорог упадет в воду, над ним раскроется черный зонтик, вынырнувший со дна фонтана.

Будет и эпизод, представляющий площадь Согласия на рассвете; по ней в разных направлениях будут раскатывать на велосипедах две тысячи кюре, и каждый с плакатом, на котором будет стертый, но вполне различимый портрет Георгия Маленкова⁵. А еще при случае я покажу, как на мадридской улице сотня испанских цыган убивает и разделывает слона. Они оставят от него один голый скелет, воспроизведя тем самым сцену из африканской жизни, о которой я читал в какой-то книжке. И когда обнажатся слоновьи ребра, двое цыган, которые, несмотря на дикое исступление, будут распевать фламенко, залезут внутрь туши, чтобы завладеть самыми лакомыми внутренними органами — сердцем, почками и прочим... Они затеют ссору и устроят поножовщину, а остальные, те, что снаружи, будут продолжать разделывать слона и при этом наносить своими ножами случайные раны дерущимся внутри, что наполнит каким-то жутким, диким весельем внутренности животного, превратившегося в огромную окровавленную клетку.

И не забыть бы еще музыкальную сцену, в которой Ницше, Фрейд, Людвиг II Баварский⁶ и Карл Маркс с несравненной виртуозностью поочередно пропоют на музыку Бизе свои доктрины. Сцена будет разыгрываться на берегу озера Вилабертран, посреди которого, дрожа от холода, будет стоять по пояс в воде старуха в настоящем костюме тореро, а ее бритую голову будет покрывать, сохраняя неустойчивое равновесие, омлет с пряными травами. И как только омлет соскользнет и плюхнется в воду, некий португалец заменит его на новый.

А в конце фильма зрители увидят шарообразный плафон люстры, который будет то утончаться, то утолщаться, покрываться орнаментами, то тускнеть, то становиться ярче, то размягчаться, то вновь обретать твердью очертания и т. д. Уже почти год я размышляю о том, чтобы именно так представить всю политическую историю материалистического человечества в виде морфологических трансформаций тыквы, легко и просто узнаваемой в силуэте шарообразного плафона. Это безмерно тщательное и долгое исследование в моем фильме будет длиться ровно одну минуту и соответствовать тому, что видит ослепленный солнцем человек, зажмуривший глаза и с силой надавливающий на них руками.

Все это сделать способен один только я, и повторить этого никто не сможет, потому что лишь мы с Галой обладаем тайной, благодаря которой я смогу снять фильм, не вырезая и не вклеивая отдельные эпизоды. И уже сама эта тайна приведет к бесконечным очередям перед кинотеатрами, в которых будет демонстрироваться мой шедевр. Ибо вопреки ожиданиям наивных «Плотская тачка» станет не только самым гениальным, но и самым коммерческим фильмом нашего времени, и все восхищенные его главным и единственным качеством придут к единодушному согласию: это воистину чудесно!

Примечания

*. Эжен Карьер — согласно Энциклопедии «Ларусс», французский художник и литограф (1849—1906), уроженец Гурне. Фигуры в его произведениях выступают на туманном фоне.

1. Лафонтен Жан де (1621—1695) — французский поэт, баснописец. Точное название басни «Лев и пастух»; в ней пастух грозится убить льва, похищающего его овец, однако, увидев льва, вышедшего к нему, в страхе убегает.

2. «Андалузский пес» и «Золотой век» — сюрреалистские фильмы, снятые Луисом Бунюэлем по сценариям, написанным совместно с Дали.

3. Авторское кино — направление, получившее в 1950-х годах широкое распространение в Европе и США, сторонники которого считают, что подлинным автором фильма является режиссер, зачастую совмещающий в себе и сценариста.

4. Мантенья Андреа (1451—1506) — итальянский живописец и гравер Раннего Возрождения; для его работ характерны иллюзионистские эффекты, сильные ракурсы и тщательная проработка деталей.

5. Маленков Георгий Максимилианович (1902—1981) — советский государственный и партийный деятель. После смерти Сталина в 1953 году был назначен Председателем Совета министров, в 1957-м был обвинен Хрущевым в организации антипартийной группировки и впоследствии исключен из партии. Дали здесь имеет в виду его толстое, одутловатое лицо с расплывшимися, невыразительными чертами.

6. Людвиг II Баварский (1845—1886) — король Баварии; короновался в 1864 году, в 1866 году за сумасбродное поведение был объявлен безумным; местом жительства ему был определен замок на берегу озера, в котором он утонул (или был утоплен). Покровительствовал людям искусства, в частности Рихарду Вагнеру.

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.