Фанаты страсти

Прежде чем они вернулись в Кадакес, Гала и Дали сбежали в испанский город Ситгес близ Барселоны, пустынные пляжи которого сверкали под зимним средиземноморским солнцем. Сбежали за несколько дней до его первой персональной парижской выставки. Он словно забыл о предстоящем вернисаже и находился во власти совсем другой мечты. Ему было неинтересно наблюдать за развешиванием его картин, ведь перед Дали раскрывалась страшная и волнующая тайна — любовь женщины. Там, запершись в комнате, они отрезали себя от остального мира... Открывшийся перед Дали мир женской любви потряс его до глубины всего его естества. Его охватила неудержимая буря чувств и эмоций, неведомых ему доселе.

«При каждом движении Гала мне хотелось плакать, — вспоминал он, потрясенный, взбудораженный, охваченный любовным неистовством. — Эта нежность сопровождалась порой некоторой долей садизма. Я вскакивал, крича на нее: "Ты слишком красива", и тут же осыпал ее поцелуями, сжимал в объятиях. Чем больше я чувствовал ее сопротивление моим слишком пылким объятиям, тем больше мне хотелось ее сжать. Мои порывы изнуряли ее, но это лишь разжигало меня. Наконец Гала заплакала. Тогда я исступленно набросился на нее, исцеловывал лицо, сосал нос, сжимал щеки, сплющивал ей нос, сосал губы, что вызывало у нее гримасу, и снова обнимал ее, прижимая ей уши к щекам. Я стискивал ее маленькое личико в безумном бешенстве, как будто месил кусок теста для хлеба. Желая ее утешить, я заставлял ее плакать...»

Медовый месяц повторился и на курорте во Франции, в городке Карри-ле-Руэ на Лазурном Берегу, недалеко от Марселя. В местной маленькой гостинице они сняли два номера. В одном Сальвадор работал, в другом — они с Гала предавались любви. Дали, влюбленный до безумия, любовался божественной кожей Гала — гладкой, упругой, матовой, — совершенными пропорциями ее фигуры, которую он так часто будет изображать на своих полотнах, добиваясь особого свечения ее кожи. «Я изучал Гала с методичностью физика или археолога, — писал Дали, — и с воодушевлением и исступлением влюбленного. Я стал фанатом страсти. Я погряз в любви и занимался ею жадно, лихорадочно, доводя себя до пароксизма, позволив своим вожделениям наконец насытиться...»

После этих побегов он относился к своим выставкам как к «их» с Гала выставкам, а с 1934 года подписывал свои картины двойным именем «Гала — Сальвадор Дали». Порабощение было полным и безвозвратным. Теперь о себе художник говорил только «мы», подразумевая слияние с Гала в одну личность и подчеркивая их странную зависимость друг от друга. Это бегство продолжалось всю их супружескую жизнь, даже тогда, когда Дали стал скандально знаменитым со своими закрученными длинными усами и выпученными глазами, запечатленными на множестве фотографий, для которых он всегда с удовольствием позировал фотографам вместе с Гала.

В неразрывном союзе с Гала художник олицетворял светлую сторону, любимую и вызывающую восхищение у других людей, а Гала, напротив, темную, пугающую и отталкивающую. Она была тайным советником художника, придающим ему силу и владевшим всеми его страшными тайнами, скрытой пружиной, и без нее он никогда не мог бы справиться с враждебным ему миром и раскрыть свой безмерный дар. Гала знала о нем больше, чем он сам знал о себе, и вела за собой с воодушевлением, верой и отвагой.

Художник не уставал восхищаться совершенством Гала. «Когда Гала отдыхает, могу сказать, что она равна своей грацией часовне Темпьетто ди Браманти, что близ собора Святого Петра Монтозио в Риме, — записывал он в дневнике. — И как Стендаль в Ватикане, я позже и независимо от него могу поставить на одну доску стройные колонны с ее гордостью, нежные и упорные перила с ее детскостью, божественные ступени с ее улыбкой. Долгими часами перед мольбертом, украдкой любуясь ею, когда она этого не замечала, я твердил себе, что она такое же прекрасное полотно, как работы Вермеера и Рафаэля. Тогда как другие, кто нас окружает, кажутся всегда так мало прорисованными, так посредственно отделанными, что похожи скорее на гнусные карикатуры, намалеванные на скорую руку голодным художником на террасе кафе».

Порт-Льигат

«Микрокосмом из микрокосмов» назвал Порт-Льигат, затерянное место, изолированное от остального мира и решительно повернувшееся к морю, французский писатель Анри-Франсуа Рей. Он написал, что это какое-то особенное место, словно отрицающее время и пространство — «время здесь не существует, его можно растягивать по своей воле. Пространство становится эластичным — достаточно только этого захотеть; кажется, что сюда ничего не просачивается из остального мира, оставшегося за горой».

Вам понравился сайт? Хотите сказать спасибо? Поставьте прямую активную гиперссылку в виде <a href="http://www.dali-genius.ru/">«Сальвадор Дали: XX век глазами гения»</a>.